— Встретился с ней? С кем?
— Разумеется, с Дафной Джойс. Теперь-то я понимаю все, что ты мне говорил. Что если я сделаю в том доме что-нибудь предосудительное, это ужасно расстроит твою жену, что мне не позволят туда войти, и прочее, и прочее.
— Я говорил совершенно серьезно. Надеюсь, ты вел себя прилично?
Каслфорд на вопрос не ответил.
— Она совсем не такая как я думал, и вовсе не стареющая мегера, как это следовало из твоих слов.
— Никто никогда не говорил, что она мегера или старая. — Хоксуэлл пожал плечами. — Грозная — да. Волевая — да. Но она не мегера.
— А еще никто не говорил, что она ошеломительно красива.
— Для этого не было никаких причин. — Хоксуэлл с невинным видом сделал глоток вина.
Да, причин не было, но вряд ли он промолчал случайно.
— Поразительно, что ты ее так оберегаешь после той роли, какую она сыграла в жизни твоей жены. Будь я на твоем месте, я бы вовсе не сумел с ней примириться, а тем более — прилагать такие усилия, чтобы сохранить ее тайну от людей вроде меня.
— Никаких усилий я не прилагаю. Не каждое произнесенное слово и не каждая мысль крутится вокруг тебя, Каслфорд. Я понимаю, что это шокирующее признание, но тебя будет легче переносить, если ты поймешь эту истину. Что касается миссис Джойс, то признаюсь, что в нашу первую встречу она меня сильно раздражала, в особенности после того, как пригрозила застрелить. Наверняка ты тоже счел ее несколько раздражающей.
Слово «раздражение» не совсем подходило к его реакции в тот вечер, но Каслфорд лишь улыбнулся. Пусть Хоксуэлл понимает это как хочет.
— А если уж быть совсем честным, поначалу эта женщина показалась мне довольно подозрительной, — добавил Хоксуэлл, отложив газету и оживляясь от вина и темы разговора. — В ней есть какая-то неопределенность. К примеру, слишком уж хорошие владения для вдовы армейского капитана. Я как-то упомянул это в разговоре с Верити, но это привело только к тому, что мы поссорились.
— И никаких объяснений?
— У них есть это странное правило, в результате которого они ничего толком не знают о прошлом друг друга. Возможно, у миссис Джойс тут есть своя корысть, о чем я и сказал Верити, но это привело к еще одной ссоре. Все они очень защищают друг друга.
— И ты, как добропорядочный, хорошо вымуштрованный муж, перестал говорить о своих подозрениях, и ссоры прекратились.
— Я просто перестал об этом думать, меня отвлекло домашнее блаженство. То, чего ты никогда не поймешь и не познаешь.
— И это блаженство заставило тебя относиться к миссис Джойс более приязненно?
— Возможно. То, что теперь она нравится мне гораздо больше — это правда. И я благодарен ей за дружескую руку, протянутую Верити, когда… в общем, когда моя жена нуждалась в друге.
Ну наконец-то они добрались до главного.
— Она нравится тебе как очаровательная знакомая или как сестра твоей жены?
Хоксуэлл нахмурился.
— Чертовски странный вопрос. Это ты к чему?
Каслфорд сменил позу, уперся локтями в колени и наклонился ближе к креслу друга.
— Дело вот в чем. Я намерен соблазнить миссис Джойс.
Хоксуэлл резко выпрямился.
— Правда?
— Более чем. Наверняка… безусловно намерен.
Хоксуэлл боролся с изумлением, пытаясь переварить услышанное.
— Я не особенно удивился, просто растерялся, услышав твое заявление. Она прелестная женщина. Но…
— До чего никчемное слово «прелестная». Дафна Джойс — изысканна.
— Может, она и изысканна, но я нахожу ее слегка… холодной. — Хоксуэлл пожал плечами.
— Может быть, она не в твоем вкусе. Я столкнулся с другой стороной ее натуры, весьма далекой от холодности.
— В самом деле? — Теперь Хоксуэлл сам наклонился к нему, превратившись в слух.
— В общем, я намерен ее получить. Однако сначала мне хотелось бы знать, не оберегаешь ли ты ее настолько, что можешь сделать что-нибудь неудобное, к примеру, вызвать меня на дуэль. Мне показалось, ты попытаешься меня отговорить.
Хоксуэлл ошеломленно посмотрел на него.
— Я тронут, Каслфорд. И я нисколько не шучу. Неужели ты отказался бы от изысканной женщины, если из-за этого нам пришлось бы встретиться на поле чести?..
Каслфорд решил не объяснять, что он вовсе не говорил, будто откажется.
