— Не опаздывайте, Вера Васильевна, — строго предупредил Ханжонков. — Михаил Дмитриевич этого страсть как не любит. И постарайтесь выспаться как следует. Лицо должно быть свежим.
Веру эти слова немного покоробили. Какой-то лексикон мясников или зеленщиков. Что значит «свежим»? Впрочем, в каждой профессии есть свой argot[78]. Когда Владимир говорит, что его клиент «поплыл», это означает, что тот начал путаться в показаниях. А словом «обезьянничать» у адвокатов обозначается не паясничание, а подделка подписей на документах. Если вдуматься, то ничего обидного в этом нет, издержки профессии.
Ночью Вере приснился странный до невозможности сон. Сестра Сонечка, не милая девчушка, которой еще не исполнилось десяти лет, а грузная дама средних лет, одетая в строгое черное платье с белым отложным воротничком (униформа старых дев), разучивала с хором детишек песню. Детишки явно были приютскими — худенькие, тонкошеие, большеглазые, коротко остриженные, они старательно выводили трогательно-писклявыми голосишками про то, что если завтра будет война, то они соберутся в поход и разгромят врага. Поверить в то, что такие цыплята могут кого-то разгромить, было невозможно. Вера не выдержала и рассмеялась. Сонечка обернулась и строго погрозила ей пальцем. Холодная почему-то испугалась — во сне Сонечка была старшей сестрой, а она младшей. Притихнув, стала слушать пение детей, а заодно дивилась тому, как странно они одеты — короткие, выше колен, штанишки и такие же короткие юбочки, рубахи с накладными кармашками, у всех на шеях повязаны красные косыночки. Допев песню про войну, дети завели другую, жалостливую, знакомую Вере:
Жалобно стонет ветер осенний,
Листья кружатся поблекшие.
Сердце наполнилось чувством томления,
Помнится счастье ушедшее…
[79]От такого сна Веру поутру снедало тревожно-тоскливое чувство. Как-то сразу поверилось в то, что война непременно случится, и от этого было тревожно. А тоскливо было от вида постаревшей Сонечки, который напоминал о мимолетности бытия и тленности всего сущего. Для того чтобы прийти в себя, пришлось решиться на крайнее средство — умыться ледяной водой. Обычно Вера избегала холодной воды, потому что умываться ею неприятно, к тому же от холодной воды, как и от холодного воздуха, кожа грубеет и раньше появляются морщины. Но если уж надо отогнать дурную беспричинную тоску, то лучше холодного умывания средства нет. И лицо после него так и пышет свежестью. Той самой, которая нужна Ханжонкову.
В последнее время «свежести» в лице заметно прибавилось. Будь Вера постарше, она бы признала, что помолодела, но куда молодеть в неполные двадцать лет? Это все от беременности, и неясные тревоги тоже от нее. Об этом Вере и профессор Побежанский говорил.
«На берегу Яузы у Преображенской заставы планируется постройка самого большого в Европе синематографа. По словам автора проекта, инженера Винского, синематограф будет иметь шесть залов (в том числе один летний), ресторан и два буфета. Финансирует строительство некое товарищество, созданное специально для этой цели известным меценатом Скворжевским».
«Из Вены сообщают, что слухи о якобы неудовлетворительном состоянии здоровья императора Франца-Иосифа, которые поспешили распространить несколько весьма солидных газет, оказались ложными. Император чувствует себя превосходно и ни в чем не отклоняется от своего ежедневного распорядка».
Ежедневная газета «Утро России», 29 января 1913 года
Прошла неделя, наступил февраль, минуло Сретение Господне. На Сретение в Московском отделении Императорского автомобильного общества, членом которого был Владимир, устраивали праздничный обед. Зимой у автомобилистов развлечений мало, потому что Москва не Рим и не Тифлис, где на автомобилях можно разъезжать круглый год. В наших снегах сани застревают, не то что автомобили. Все автомобилисты помнили, как оконфузился прошлой зимой граф Орлов-Давыдов, выписавший из Парижа новинку — цепи-снегоходы для своей «Италы». Уповая как на новшество, так и на мощь двигателя, граф объявил об испытаниях и пригласил на них зрителей, не удосужившись предварительно опробовать чудо-цепи без свидетелей. Итог оказался плачевным — «Итала» встала, не проехав и ста саженей. Колеса, опутанные цепями, крутились вхолостую, автомобиль не мог двинуться с места, несмотря на энергичные выражения, которыми подбадривал его граф, перенявший эту привычку у извозчиков. «Посмей кто другой столь громогласно и изощренно сквернословить на публике, так не обошлось бы без протокола, но что не дозволено быкам, то можно нашим Юпитерам», — ехидничала газета «Утро России», владелец которой, крупный финансист Рябушинский, состоял в неприязненных отношениях с графом. Орлов-Давыдов вообще был невезуч и среди автомобилистов имел прозвище Наш Гиацинт.
