— Он тоже на подозрении? — уточнила Вера, возвращая фотографию Немысскому.
— Все, кто выучился на медные деньги[53] и сделал хорошую карьеру, в какой-то мере подозрительны. Коронный прием всех немцев, будь то германцы или австрийцы — предложить сотрудничество нуждающемуся молодому человеку и помочь ему сделать карьеру. У них даже особый термин для этого есть. Erziehung — воспитание, выращивание.
— Вас послушать, Георгий Аристархович, так вокруг одни шпионы! — поддела ротмистра Вера.
— Почему же? — В глазах Немысского засверкали веселые огоньки. — Вот мы с вами, например, не шпионы. Нельзя же подозревать всех без разбору!
Вера прикусила язычок.
— Кстати, — вспомнил ротмистр. — Вартиков, задержанный по подозрению в убийстве Корниеловского, пока еще не сознался в содеянном. Я сегодня справлялся. То ли такой упертый, то ли непричастен. Моршанцев в бешенстве.
Вера сделала вид, что ей это неинтересно. Если Немысский хочет обсудить с ней убийство режиссера, то пусть сперва признает, что оно может иметь отношение к Ботанику. Пусть даже сугубо теоретически. Тогда и поговорим. Вера вспомнила, что так и не расспросила мужа о Моршанцеве, и решила прямо сегодня же исправить это упущение.
Дома была одна кухарка Ульяна.
— Владимир Григорьевич телефонировали, что будут поздно, — с гордостью сообщила она. — Ни к обеду, ни к ужину велено не ждать.
Гордость была вызвана самим фактом разговора по телефону. Когда-то Ульяна очень боялась этого «бесовского ящика», обходила его стороной, при каждом звонке троекратно осеняла себя крестным знамением, но со временем обвыкла, перестав бояться настолько, что могла отвечать на звонки. Но все равно каждый разговор по телефону был для Ульяны сродни подвигу.
— Но обед я уже сготовила, стало быть, на завтра останется. — У бережливой Ульяны ничего не пропадало из того, что уже не годилось для барского стола. Она готовила «быгос», не имевший ничего общего с одноименным польским блюдом, — сваливала все остатки в котел, обильно приправляла перцем, до которого была большая охотница, тушила и ела с огромным удовольствием. — Суп куриный, фрыкасе телячье, на десерт про… про… прости, господи… энти самые, с кремом…
Ульяна никак не могла запомнить мудреное слово «профитроли».
— Полгуся с ужина осталось и говядина холодная. Если желаете, то могу хрена в сметану натереть, сметана сегодня кислая, только для соуса и годится.
— Подавай десерт! — распорядилась Вера, скидывая пальто на руки Ульяне. — И вот еще что — сделай-ка мне теста, сырого, такого, чтобы к рукам не липло. Немного, с кулак размером. И принеси в гостиную.
— Господь с вами, Вера Васильевна! — испугалась Ульяна. — От сырого теста кишки склеятся! У меня так дед помер. Нажрался спьяну теста, что бабка на пироги поставила, и отдал богу душу. Да не сразу — два дня маялся, криком кричал.
— Мне не для еды, — успокоила кухарку Вера. — Только сделай тесто поскорее. Ступай на кухню, я сама переоденусь.
С тестом, по недомыслию, вышел конфуз. Вере так хотелось поупражняться, что она совершенно упустила из виду то обстоятельство, что тесто не твердеет на воздухе так быстро, как гуммипласт. Залепила замочные скважины в трех дверях, убедившись, что это и в самом деле просто и, кажется, не очень заметно со стороны, а потом пришлось звать на помощь Ульяну. Та покачала головой — ох уж эти барские причуды, — но с вопросами приставать не стала. Вооружилась двумя щепками, ловко выковыряла ими тесто из скважин, смахнула подолом фартука налипшую муку.
— Это я хотела подшутить над Владимиром Григорьевичем, — на всякий случай сказала Вера.
— Владимир Григорьевич сроду дверей в квартире на ключ не запирает, — заметила Ульяна. — Да вы не трудитесь объяснять, Вера Васильевна, я ж не дура, все понимаю.
— Что ты понимаешь? — изумилась Вера.
Решительно невозможно было предположить, что Ульяна знает про гуммипласт. Если только она не шпионка… Ох, верно говорят, что не стоит рыть другому яму, сама в нее попадешь. Подшутила над подозрительностью Немысского, а сама чем лучше?
— То, что на тесто заговор от дурного глаза читается, — тоном человека, вынужденного объяснять взрослым людям то, что знают даже дети, ответила Ульяна. — Теперь, если кто попробует за вами подглядывать, так ей всю рожу перекосит пуще прежнего!
