Это главное дело было – его женитьба. К тем причинам отсрочки, которые выставляла благоразумная невеста, присоединились официальные препятствия: как богатая помещица Ганская не могла по нашим законам выйти замуж за иностранного подданного и принести ему в приданое имение. Бальзак послал по этому поводу прошение к императору Николаю I, но получил отказ. Чтобы иметь право сделаться его женой, Ганская должна была продать имение или передать его дочери и взамен получать от нее определенную ренту. Несмотря на всю любовь к дочери и к зятю, она не могла решиться на этот шаг. Бальзак не обвинял ее за эти колебания, он находил, что она вполне права, боясь связать свою судьбу с судьбою человека, обремененного долгами, преследуемого кредиторами, не соглашаясь ради брака с ним расстаться с нежно любимой дочерью, еще требовавшей ее попечений, – но он сильно страдал, страдал и сердцем, и вследствие оскорбленного самолюбия. А известия из Франции приходили все самые неутешительные: промышленный кризис продолжался, книги его не распродавались, театры не ставили его пьес, мать и сестра его жаловались на свое собственное стесненное положение вследствие общего застоя в делах; им обеим было не по сердцу увлечение брата гордой иностранкой, и мать довольно ясно давала ему понять свое неудовольствие. В начале 1849 года оказалось вакантным кресло во Французской Академии. Попасть в число «бессмертных» было давнишней мечтой Бальзака: раз, в 1844 году, он уже выставлял свою кандидатуру, но напрасно.
«Я знаю наверно, – писал он по этому поводу своему приятелю Шарлю Нодье, – что мои денежные обстоятельства являются одной из причин, восстанавливающих Академию против меня, и потому я с глубокой горестью прошу вас употребить ваше влияние в пользу кого-нибудь другого. Если я не могу попасть в Академию вследствие моей почтенной бедности, я ни за что не обращусь к ней в то время, когда буду пользоваться милостями фортуны. Я написал в этом же смысле и В. Гюго, принимающему во мне участие».
Несмотря на эту решимость, Бальзак в 1849 году снова два раза выставлял свою кандидатуру. Обе его попытки оказались неудачными: он получил в первый раз всего два голоса, во второй – четыре. Академия избрала графа Сен-Приста и маркиза Ноаля.
«Академия предпочла мне де Ноаля, – пишет Бальзак. – Что же, он, конечно, пишет лучше меня, но я благороднее его: я не выставлял свою кандидатуру рядом с Виктором Гюго. К тому же, г-н де Ноаль – человек аккуратный, а у меня есть долги, черт побери!..»
Можно себе представить, какой горечью отозвалась эта неудача в сердце романиста. К его нравственным страданиям вскоре присоединились физические: Бальзак начал чувствовать сердцебиение, стеснение в груди, одышку... Кроме того, суровая русская зима вредно действовала на его здоровье, он беспрестанно простывал, схватывал то бронхит, то лихорадку. После каждой острой болезни хроническая болезнь сердца принимала все более и более угрожающие размеры. Весной 1849 года дело дошло до того, что он принужден был слечь в постель. Всякое движение, всякое громко сказанное слово вызывали у него припадки сердцебиения, он ослабел, страдал сильными головными болями, нервная система его расстроилась. Благодаря искусству двух киевских врачей, лечивших его, и заботливому уходу его хозяек через несколько недель острая форма болезни была устранена, он оправился настолько, что мог даже предпринимать небольшие прогулки и поездки. Это ободрило его, он считал себя окончательно выздоровевшим и мечтал осенью отправиться в Париж устраивать свои дела. Но с наступлением осени и холодов надежды эти рушились. У него сделалась перемежающаяся лихорадка, а вместе с тем снова обострилась болезнь сердца. Пришлось на время отложить всякую мысль о путешествии. Теперь он уже не заговаривал с Ганской о браке.
«Можно ли предложить женщине такую развалину, как я?.. – писал он сестре». – «Три года, – жаловался он в письме к г-же Карро, – строю я гнездо, которое стоило мне целого состояния; увы, а птиц в нем нет! Когда прилетят они? Годы уходят, мы состаримся, все полиняет, даже материя на мебели гнезда».
