Кейт не ответила. Она и сама множество раз задавалась тем же вопросом, но ответа на него так и не узнала. И не узнает уже никогда. Как любят говаривать священники, мертвые правды не выдадут.
Заметив подручного конюха, Кейт помахала ему:
– Приведи-ка сюда мейстера Льюиса.
Мальчик, похоже, собирался запротестовать, но увидев ковыляющего на трех ногах Пипа передумал. Пока подручный бегал за мейстером, Кейт повела мерина к восточным денникам. Корт было пошел за ней, готовый изречь очередную язвительную тираду, но тут кто-то окликнул его по имени. Отозвавшись, он опять повернулся к Кейт:
– Ладно, мне пора, Изменница. Удачи в спасении этого обреченного коняги.
– Заткнись! – Она больше не в силах была сдерживать гнев. – Пип вовсе не обречен.
Корт торжествующе загоготал.
– Я предложил бы тебе сделать ставку, но в этом нет никакого азарта, если результат известен заранее.
Подмигнув ей, он развернулся и ушел.
«Надеюсь, Корт Оллгуд, ты подавишься собственной желчью», – мысленно огрызнулась Кейт.
Она как раз завела Пипа в денник, когда пришел мейстер. Невысокий, тонкий и гибкий, как хлыст, Дикон Льюис, несмотря на немалый возраст, мог дать фору любому наезднику, состоявшему под его началом. Короткие черные волосы, тронутые сединой, обрамляли смуглое костлявое лицо, туго обтянутое старческой кожей. Он и так-то отличался крутым нравом, а сегодня Кейт и вовсе боялась поднять на мейстера глаза, опасаясь заслуженной взбучки. Она то и дело безотчетно разглаживала рубашку, словно надеялась, что опрятный вид поможет смягчить наказание.
Мельком глянув на Кейт, мейстер остановился, осматривая Пипа. Затем он вошел в денник и провел рукой по больной ноге. Мерин недовольно шарахнулся. Льюис отпустил ногу, выпрямился и со вздохом произнес:
– Я вызову целителя.
Сомнение в его голосе стало для Кейт ударом под дых.
– Возможно, я и сумею залечить кость, – изрек пришедший вскоре магик-целитель, – но не уверен, что конь будет пригоден для работы.
Магик поднялся и оправил зеленую мантию – непременный атрибут своего ордена. Чарокамень, который лекарь использовал, чтобы определить увечье, остался прикрепленным к кожаной повязке на бабке Пипа. Камень светился алым цветом и пульсировал, точно сердце.
Кейт уставилась на зеленую мантию. Ей были неприятны и маска, скрывавшая лицо целителя, и его сухой, безразличный тон. Все магики носили маски. Чем больше маска закрывала лицо, тем выше был ранг ее обладателя. У этого лицо было закрыто полностью: мейстер, первый в своем ордене. И самый дорогостоящий, кстати.
– Сколько? – так же бесстрастно спросил Дикон, но то, как он потирал четыре шрама на левом предплечье, выдавало его беспокойство.
Шрамы были глубокими, изуродованные мускулы казались сведенными судорогой. Мало кто выживал после нападения ночных драконов, а Дикон за свою долгую службу на почте умудрился пережить целых два.
– Семьдесят валентов, – ответил целитель.
Сердце Кейт екнуло. Новый конь обошелся бы ненамного дороже, и она догадывалась, каким будет ответ Дикона. Забывшись, она дернула конюха за рукав:
– Мейстер Льюис, прошу вас, позвольте мне самой оплатить лечение. Если вы удержите мое жалование за этот месяц и за следующий, то…
Дикон стряхнул ее ладонь и жестом приказал замолчать.
– Благодарю вас, – сказал он целителю. – Мы отказываемся от лечения.
Тот кивнул и, присев перед конем, принялся разматывать повязку. Чарокамень потух, едва его убрали.
Когда целитель покинул конюшню, Кейт кинулась к конюху и зачастила:
– Пожалуйста, мейстер Льюис! Прошу вас! Я что-нибудь придумаю, я буду отдавать вам свое жалованье, буду работать сверхурочно, даже денег не попрошу. Хотите, целый год буду чистить конюшню? Я на все согласна, мейстер Льюис!
– Мне жаль, Кейт, – Дикон впервые посмотрел ей в глаза, – но на это я пойти не могу.
– Но…
На глаза Кейт навернулись слезы, ее лицо покраснело. Если она сейчас же не замолчит, то разревется.
– Мейстер Льюис, Пип – славный конь. Это я во всем виновата. Я не хотела…
– Цыц! Хватит кудахтать. – Дикон сложил руки на груди и опять принялся поглаживать шрамы. – Знаю, Пип – твой любимчик, но он – рабочая скотина, а кому нужен безногий конь? Будь он кобылой, дело другое. А хромой мерин больше ценится дохлый, нежели живой.
