Но теперь слишком поздно. Воины Аксума перерезали путь на юг, эфиопы заняли правый берег. И вот ночью черной царице был явлен сон. В своем сне она увидела другую землю, другое царство, такое далекое, что ни один человек не может его достичь при жизни — только его дети. Царство за пустыней и горами, царство у самых корней мира, там, где солнце завершает свой ход, где открывается туннель сквозь бездны, вплоть до области Туат, под вселенной людей.
Она видела всё совершенно ясно, ибо этот сон был ниспослан самим Ра, владыкой вечной жизни. В этом другом мире, на другом конце пустыни, есть великая река, подобная Нилу, которая течет на юг. На ее берегах простираются необозримые леса, населенные лютыми зверями. Дальше лежат плодородные, поросшие травой равнины, где пасутся стада буйволов, слонов, носорогов, где рыкают львы. Река там течет, подобная безбрежному морю, с плёсами, островами, бесчисленными притоками и тростниковыми зарослями, где обитают птицы и крокодилы. На острове, посреди реки, царица увидела свое новое царство, новый город, где поселится ее народ, чада Атона, последние жители Казу, Мероэ. Она увидела этот город, со всеми его храмами, домами, оживленными площадями, на безымянном острове посреди реки. Вот так она и решила уйти вместе с народом Мероэ.
Всю ночь они собирались в путь перед руинами и могилами, держась начеку, готовые вступить в последнюю битву. Оградили стада кругами из камней. Мужчины приготовили шатры, мешки с зерном, оружие и орудия. Животных, которых нельзя было увести, принесли в жертву, и женщины всю ночь коптили мясо. К рассвету всё было готово. Люди подожгли свои дома, чтобы всё оставленное обратилось в золу и не досталось врагу. Никто не спал той ночью.
На заре они помолились на площади Казу и получили благословение Атона, начинавшего свое плавание по небесной реке. Тростниковые плоты покинули берег один за другим в тишине. Они были так многочисленны, что образовали движущуюся дорогу на реке.
Девять дней плоты скользили вдоль берегов на закат до большой излучины, где река поворачивает на север. У подножия берегового утеса народ собрался со скотом и припасами.
На заре десятого дня они получили благословение крылатого диска. Женщины взвалили на плечи корзины, дети собрали стада, и они зашагали по бесконечной дороге к горам Ману, где, как говорят, солнце каждый вечер спускается под землю.
Покидая берег реки, перед тем как углубиться в каменистые холмы, царица оборачивается и бросает назад последний взор. Но в ее глазах больше нет слез. Она ощущает внутри себя великую пустоту, ибо знает, что никогда больше не увидит этой реки, как и ее дочь, и дочь ее дочери. Крылатый диск медленно взмывает в небо. Его бестрепетный взгляд озаряет мир. Царица пускается в путь, босиком по сожженной земле, следует за безмолвным народом по незримому пути своего сна.
«Смотри, pikni. Представляю тебе „Джорджа Шоттона“, собственной персоной». Пирога Сэбина Родса приближалась к черной руине, увязшей в иле на мысу Броккедона. О нос лодки плескали речные волны. Окаво стоял, опираясь ногой на рукоятку подвесного мотора, его лицо блестело шрамами. Рядом с ним — Ойя. Она пришла на причал в момент отправления, и Сэбин Родс жестом пригласил ее на борт. Она смотрела прямо перед собой, безучастно.
Но лицо Сэбина Родса выражало странное ликование. Он говорил громко, театральным голосом: «„Джордж Шоттон“, pikni. Теперь это всего лишь старый, гнилой скелет, но он не всегда был таким. До войны это была самая большая посудина на реке. Гордость империи. Он был одет в броню, как военный броненосец, и поднимался по реке до самого севера, до Иолы, Боргавы, Бусы, Гундавы». Родс произносил эти названия медленно, словно хотел, чтобы Финтан навсегда их запомнил. Ветер трепал волосы Сэбина, в которых попадались седые пряди, солнце высвечивало морщины на его лице, очень голубые глаза. И не было больше никакой колючести в его взгляде — только веселость.
Нос пироги был нацелен прямо на корабль. Рев мотора наполнял всю реку, распугивая цапель, прятавшихся в тростниках. Наверху Финтан четко видел деревья, проросшие сквозь палубу и люки.
