И если на подводных лодках ему все было ясно, привычно, то здесь, что ни час, — открытие, новая загадка сухопутной тактики. Взять хотя бы сегодняшний переход. Еще утром нашел Кулакова связной командира бригады и передал приказ выйти к деревне Ломахи. Кажется, чего проще: получил приказ — ну и трогайся к месту назначения. Будь это на подводной лодке, Кулаков бы не волновался, а тут — сразу вопросы, сомнения. Прежде всего — как идти? Ведь пехота соблюдает какой-то режим. Прошли немного — отдых, и опять переход до следующего привала. А когда отдыхать, когда привалы делать? Через час или когда люди устанут?
Правда, с этим еще можно мириться: матросы будут идти до тех пор, пока им не прикажешь остановиться. А как вот найти дорогу, по которой тебе нужно двигаться? На весь батальон только одна карта и есть. Да и на ней не все деревни и дороги обозначены. Дойдешь до перекрестка — и гадай, в какую сторону тебе поворачивать.
Нужна помощь, да где ее получишь? От начальства в этой горячке слова путного не добьешься, а командиры рот и взводов в батальоне — тоже подводники и пришли в батальон вместе со своими матросами. Им, как и Кулакову, все здесь казалось странным, необычным: и эти длинные переходы, и автоматы, и «правое плечо… марш!» — вместо привычного, понятного: «Лево руля!»
Больше же всего Кулакова угнетало то, что батальон шел к фронту, где должен был встретиться с врагом, врагом жестоким и, главное, — умеющим воевать. Как и где произойдет эта встреча? Не угадаешь. Пока ясно одно: батальон не побежит вспять, не опозорит себя. А победит ли… Мало вероятно, хотя он и большая сила. Ведь он весь вооружен автоматами, кроме того имеет специальный пулеметный взвод и даже гаубичную батарею. И это в то время, когда в некоторых частях еще и не видали автомата!
Сила большая, но и ответственность немалая. Надо бы учиться, да некогда: батальон все идет, идет вперед. Времени только для сна хватает.
Все понимал Кулаков, не льстил себя надеждами, а поэтому и хмурился, глядя на единственную в батальоне карту.
А что лицо у него было спокойным — привычка, оставшаяся от службы на подводных лодках. Там очень часто бывает так, что только командир, смотрящий в перископ, знает, что творится на поверхности моря, только по его лицу и могут узнать матросы, угрожает ли лодке опасность. Дрогнет лицо командира — переглянутся матросы, и страх перед неведомой опасностью заползет в их души, менее четкими и уверенными станут движения. Значит остается одно: пусть ты даже видишь, что через несколько секунд острый нос корабля противника может разрезать твою лодку, но не только дрогнуть — даже подумать об этом не имеешь права!
— Нам приказано занять оборону здесь, — наконец сказал Кулаков и провел пальцем с коротко остриженным ногтем по голубой полоске реки, пересекавшей карту.
Командиры сгрудились вокруг него, склонились над картой. Кто-то положил руку на плечо Кулакова, но он не сбросил ее, не сделал замечания: не такое сейчас время, чтобы к мелочам придираться.
Норкин тоже смотрел на карту. Зеленые пятна лесов, луга и несколько прямоугольников с надписью: «д. Ломахи». Не привык он еще, как и его товарищи, к этим картам. Там, где армейский командир видел, понимал всё, моряки замечали только краску, яркую, но мало говорящую краску. А ведь Норкин, который в финскую войну был рядовым в морской пехоте, считался в батальоне специалистом по вопросам сухопутной тактики.
Вот поэтому к нему и обратился Кулаков:
— Сходи-ка, дорогой мой, и взгляни, что там наворочено. Уж больно не люблю я картам верить… Сделай набросок местности и дай соображения о расположении на ней огневых точек. А вы, — Кулаков повернулся к остальным командирам, — объясните краснофлотцам, что мы здесь должны создать рубеж обороны и обжить его. Ночью начнем рыть окопы и до появления противника будем в них нести караул… Ты, дорогой мой, иди, куда приказано!..
Сделав несколько шагов, Норкин оглянулся и заметил, как Кулаков достал из кармана кителя «Боевой устав пехоты» и положил его на карту.
«Сегодня занятия без меня состоятся», — с радостью подумал Норкин, отдал свой автомат связному и быстро зашагал к виднеющимся за пригорком домам деревни.
