Мой отец всегда пытался приохотить меня к соулу и джаз-року. И мне действительно нравятся все эти «О, моя крошка-милашка» — разве это может не нравиться? Но когда я взрослел, я все больше и больше понимал разницу между любимой музыкой отца и деда.
Песни, которые мне ставил отец, были о том, что ты молод, а песни деда — что ты живой, настоящий…
Я открываю дверь и помогаю отцу вкатить велосипед в прихожую. Это какой-то супергоночный агрегат с низко поставленным рулем и с сиденьем чуть больше крапивного листа. Таких я раньше никогда не видел.
— У тебя новый велик, пап?
— Да, вот думал прокатиться до зала. Ехать-то всего ничего. Мне даже полезно, сердчишко не застаивается.
Я качаю головой и улыбаюсь; я поражен и вместе с тем до глубины души тронут тем, как же все-таки мой старик изменился. Во времена моей юности он был типичным репортером, стабильно раздававшимся вширь от нерегулярного питания и частых выпивок. Теперь же, на пороге седьмого десятка, он вдруг превратился в Жана-Клода Ван Дамма.
— Пап, да ты и впрямь увлекся. Всем этим своим фитнесом…
— Тебе неплохо бы как-нибудь составить мне компанию. Я серьезно, Элфи. Пора бы уже начать следить за собой. Ты ведь толстеешь.
Порой мне кажется, что отец просто одержим своим здоровьем.
Мне даже как-то неудобно рассказывать «Жану Клоду» о своей, с позволения сказать, пробежке в парке. И я вовсе не хочу с ним спорить. Пожалуй, именно так и понимаешь, что ты уже не молод: пропадает всякая охота пререкаться с родителями по любому поводу. И когда он катит велосипед по коридору, я вдруг ловлю свое отражение в зеркале и думаю: а какая, собственно, разница? На ринг же мне все равно не выходить.
Мы с отцом заходим в гостиную, где моя бабушка сидит в любимом кресле с неизменным таблоидом. Кажется, она поглощена статьей под заголовком «Танцовщица из Манилы у меня дружка сманила».
— Привет, мам, — говорит отец, целуя ее в лоб. — Всё сплетни читаешь?
— Привет, ба, — улыбаюсь я, проделывая тот же ритуал.
У нас в семье любят целоваться. Кожа у бабушки нежная и сухая, чем-то напоминающая бумагу, полежавшую на солнце. Она поднимает на меня свои слезящиеся голубые глаза и медленно качает головой.
Я беру ее за руку. Я люблю свою бабуленьку.
— Не везет, Элфи, — произносит она. — Опять мне не везет, внучек.
Я замечаю, что в руках она держит лотерейный билет. Это один из наших с бабушкой еженедельных ритуалов. Она всякий раз искренне изумляется, что опять не удалось выиграть в лотерею десять миллионов фунтов. Каждое воскресенье она приходит к нам на обед и на полном серьезе возмущается и негодует по поводу своей неудачи. И всякий раз я ей соболезную.
— Не везет, ба? Ничего страшного, повезет в другой раз.
— В понедельник на работу, Элфи. — Бабушка улыбается, прекрасно зная, что ни ей, ни мне завтра никуда идти не надо. Потом начинает методично рвать лотерейный билет. Кажется, что на это уходят все ее силы, и она задремывает после успешного выполнения задачи.
Сквозь высокое окно я вижу, как мама сгребает в саду опавшие листья. Хотя иногда создается впечатление, что она чувствует себя не в своей тарелке в этом огромном новом доме, купленном на гонорары отца, мама просто обожает наш сад.
Она замечает меня и улыбается, подпрыгивая на одном месте и надувая щеки. Через несколько секунд до меня доходит, что мама пародирует мою пробежку в парке. Я приветствую ее, подняв вверх большие пальцы обеих рук, и она снова принимается сгребать листья, улыбаясь чему-то своему. Знаю, она рада, что я выбрался из дома, чтобы, по ее любимому выражению, «немного подышать и проветриться».
Хлопает входная дверь, и через несколько мгновений появляется миловидная молодая женщина. Она выглядит пародией на актрису Камерон Диас — почти глянцево-карикатурное сочетание светлых волос, голубых глаз и лыжного загара. Это Лена, наша домработница-чешка, очень толковая особа. Ее лицо принимает чуть глуповатое выражение лишь иногда, когда она завтракает хлопьями из отрубей и, сидя на стуле, пританцовывает в такт музыке.
Лена вовсе не глупышка, просто она еще очень молоденькая. Порой кажется, что она ко мне «неровно дышит». Этакая детско-подростковая влюбленность. Возможно, придется ей как можно деликатнее объяснить, что я вовсе не ищу новых отношений. Она, безусловно, красивая девушка, и даже очень. Однажды наш почтальон засмотрелся на нее так, что въехал на велосипеде прямо в фонарный столб, усеяв пол-улицы рекламными буклетами и воскресными приложениями. Даже странно, что я не обращаю на нее внимания. А может, в этом как раз ничего странного и нет.
