Они жили друг другом, жили друг ради друга и еще ради меня.
Мою страсть к чтению и сочинительству они считали признаком детской одаренности, которую в школе не сумели распознать. Гордо заявляли тем, кто готов был их слушать, что их сын, когда вырастет, станет писателем. Я не возражал.
Со временем тяга к чтению пересилила страсть к сочинительству. Я писал лишь короткие рассказы — больше по привычке — или же стихи, посвященные той, которую однажды полюблю, пусть пока она и затеряна в пространстве и времени, в снах и мечтах…
Но я был убежден, что где-то обязательно есть девушка, предназначенная только для меня, и я узнаю ее с первого взгляда. Только не думайте, что я тешил себя иллюзиями, внушенными слюнявым романтизмом. Напротив, я подчинил ощущения трезвому расчету. Я понимал любовь как чувство, которое ждет меня в будущем: она придет ко мне, властно поселится в моем сердце и возвысит меня над обыденной реальностью. Под сенью любви моих родителей я сумел определить свои требования и выработать принципы, которые приведут меня к той единственной, которой я смогу доверить свою жизнь. Вот эти принципы: никогда не врать; не позволять гордыне управлять моим разумом и действиями; вместе, на равных, сооружать фундамент храма высоких отношений, преданных взглядов и разумных, искренних речей.
Потому моя личная жизнь была, по правде говоря, бесславной. Мне порой нравились какие-то девушки, им удавалось соблазнить меня, но ни одна не задержалась надолго — так, незначащие отношения.
Вернее сказать, они как раз что-то значили, но настолько одно и то же, что даже становилось скучно. Я ценил красоту и нежность девушек, восхищался богатством и сложностью их эмоций, но оставался сторонним наблюдателем. Их достоинства были способны растрогать меня, разбудить мое сердце, но оно оставалось свободным, чувства пролетали, не задерживаясь. Влюбленность проходила, уступая место каким-то формальным отношениям, в которых оба, казалось, играли свою роль. Играли роли возлюбленной и возлюбленного, роли жениха и невесты, всячески старались изобразить пару.
Девушки жаждали романтических встреч, сцен в голливудском духе, залогов любви, которые потом можно было бы предъявить подругам и родителям. Им нужны были обещания и клятвы, чтобы хвастаться перед подружками, они ждали от меня подвигов, чтобы гордиться мной. В общем, сплошные штампы, надерганные из кино, рассказов подружек и популярных песен. Я появлялся в их жизни, как зритель, занимающий в театре откидное сиденье. При этом я всегда испытывал к ним нежные чувства. Но что такое нежность по сравнению с истинной любовной страстью! А ее-то как раз я не мог им дать и не стремился получить.
Когда они все же решались проверить меня, прощупать на предмет дальнейших отношений, когда требовали от меня слов любви и напрямую спрашивали, чего же я от них хочу, я отвечал прямо и честно, и тогда они, как правило, обижались.
Искренность несовместима с романтизмом. Она разоблачает его легковесность и напыщенность, его тягу к наигранным чувствам и красивым словам.
Порой расставания сопровождались потоками слез, и я удивлялся, как можно раздуть трагедию на пустом месте: ведь так мало чувств было вложено во все эти истории. Конечно, мне было жаль, что бедняжки так страдают, но я знал, что они меня очень скоро забудут. И когда спустя несколько недель или месяцев я узнавал, что они утешились, что счастливы с другим возлюбленным и строят с ним планы на будущее, передо мной открывалась печальная истина: не меня они любили, но саму идею любви. Пережитая ими драма составляла часть общей комедии: первый нежный взгляд, первый поцелуй, первая лживая клятва… И когда я об этом думал, меня охватывал ужас: ведь я мог бы поддаться, плениться чарующей музыкой их чувств, забыть свои принципы, сложить оружие, позволить окрутить себя, обручиться, жениться и обречь себя на безнадежное и унылое существование. Пусть кто-нибудь другой играет эту роль.
Мое убеждение только крепло.
Меня ждет одна-единственная женщина.
Она предназначена мне судьбой.
Лишь с ней я смогу разделить свою жизнь, лишь она станет матерью моих детей и моей спутницей в старости.
