— Предпочитаю на своей.
Обалдевший поклонник исчез, и Вика поняла, что ей очень тошно. Она чувствовала, что вела себя глупо и неправильно. Вместо того, чтобы холодно поставить назойливого мента на место, она то кипятилась, то вдруг распускала нюни и откровенно делилась своими мыслями. А тот тихой сапой, незаметно выпытал все, что хотел! Он вертел ею, словно тряпичной куклой, и потешался в душе. И вообще, откуда он столько знал? А если без того знал, зачем было терзать еще и Вику? Или брал ее на пушку — лишь догадывался, а она, как дурочка, попадалась на удочку и подтверждала? Куда ни кинь, все клин. Отвратительно, тоскливо, хоть плачь!
Плакать было не в привычках Виктории Павловны. Она позвонила Марине, предложила:
— Давай я за тобой заеду. Надо поговорить.
В автомобиле Марина выслушала сбивчивый, но подробный рассказ, несколько сокращенный лишь в том, что касалось нелепых обвинений в ее же собственный адрес. Постепенно мрачнея, под конец она громко и нервно воскликнула:
— Ну и дуры же мы с тобой! Две старые глупые гусыни!
Вика, у которой на душе моментально стало легче, покладисто подтвердила:
— Дуры. А почему?
— Таких, как мы, надо сдавать под опеку, — сурово продолжила Марина, — на содержание любимому государству, поскольку индивидуумов с подобным уровнем развития ни к какой работе допускать нельзя. Даже к чистке унитазов. Ты только подумай, Вика! Мы с тобой битых три часа обсуждали убийство с разных сторон, версий напридумывали, и не позаботились о той единственной и простой вещи, с которой надо было начать. Совершенно очевидно было, что твой Обалдевший поклонник будет нас допрашивать, и в первую очередь следовало договориться, что мы ему скажем, чтобы нам с тобой друг другу не противоречить. Мне иногда кажется, у меня что-то не в порядке с головой. После разговора с Талызиным я должна была срочно тебе позвонить, но у меня на работе нет телефона, и я решила отложить до вечера.
— Как нет телефона?
— Ну, я же преподаватель, я не сижу в конторе, а в том корпусе, где мои занятия, телефоны за неуплату отключены.
— А когда он с тобой разговаривал?
— Да сегодня, а потом, видимо, сразу заявился к тебе. Нет, по сравнению с моим идиотизмом твой — это еще кладезь премудрости. Я должна была срочно бежать на кафедру и тебе звонить, наплевав на свою дурацкую лекцию. Но мне почему-то в голову не пришло, что он успеет захватить тебя до нашей встречи. Энергичный мужчина, не теряет времени даром!
— Он сказал, что получил от тебя очень мало информации, — решила утешить подругу Вика. — Меньше, чем от кого-либо другого.
Марина кивнула.
— Он застал меня врасплох, я еще не успела подумать над тем, что ему стоит рассказывать, а что нет. Я считала, подозреваемых вызывают куда-то повесткой. Вот вызвали бы меня повесткой, я бы соответственно подготовилась, а когда тебя ловят на перемене посереди коридора, трудно собраться с мыслями! Я и решила на всякий случай быть поосторожнее. Видимо, переосторожничала.
— Это лучше, чем так, как я. Меня жутко мучит совесть. Я, наверное, всех на свете выдала. Тебя, например. Но я не хотела! Нет ничего хуже, чем когда человек вкрадывается тебе в доверие, как друг, а когда он уходит, получается, что обвел тебя вокруг пальца.
— Талызин — прекрасный психолог, — подтвердила Марина. — У него к каждому свой подход. Но тебе нечего переживать, надеюсь, никого ты не выдала. Насколько я понимаю, он все основное уже знал. Например, про открытый люк. Ведь знал?
— Да.
— А я ему про люк не говорила.
— А он тебе? Не намекал, как мне? Ну, мол, не было ли происшествия? — Он спросил, я ответила, что не припомню, и он отвязался. Интересно все-таки, кто именно ему рассказал?
— Мне тоже интересно.
— Постой-ка! Если я правильно поняла, он знал и про Наташу? Про котенка? Вика задумалась.
— Он конкретно про котенка, кажется, не говорил. Просто про то, что я ездила утешать Наташу. А может, я и путаю.
— Если знал про Наташу, то, скорее всего, про люк сказала она.
Идея Вике не понравилась. Маринка вроде бы утверждала, что если Наташа сообщит следователю про люк, то она и есть убийца.
