— Каждый раз, когда у меня возникает желание закурить, что происходит постоянно, я смотрю на этот шрам и вспоминаю о той ночи. И о тебе. Если бы со всеми остальными моими пороками было бы также легко справиться.
— Ну, пока не сойдёт синяк на твоей ноге, ты можешь смотреть на него, и он будет напоминать о том, что не стоит гулять ночью по полю для гольфа, когда ты пьян. Никогда не знаешь, когда на тебя может наехать сумасшедшая на гольф-карте.
— Я вроде как даже рад, что эта сумасшедшая наехала на меня. В противном случае я бы с ней сейчас не сидел.
Именно в этот момент вернулась Стеф с нашими напитками. Благодарная за возможность отвлечься, я подняла свой бокал с пивом и сделала такой необходимый мне глоток. Напротив меня Лео сделал тоже самое. Стеф внимательно посмотрела на нас, а затем ушла.
Когда Лео брал перерыв и переставал быть задницей, то мог быть вполне искренним и даже очаровательным. И его честность, хоть порой она и бывала жестокой, была чем-то, что я посчитала необходимым. Наверное, я всегда знала, что в нём есть эти черты, Но увидела их и его этой ночью совершенно в другом свете.
Затем, словно удар в живот, меня посетила ещё одна крайне удивительная и ужасающая мысль. Где-то между вчера и сегодня во мне начали развиваться чувства к Лео Мэддоксу. Я могла их раньше не замечать, но отрицать их сейчас было невозможно.
"Чувства" и "Лео" — два слова, которые просто нельзя использовать в одном предложении.
Но пока я сидела в каком-то случайном баре в Бруклине, в паре сотен миль от дома и реальности, смотрела, как он делает большой глоток пива, у меня появилось всепоглощающее желание поцеловать Мэддокса, и я презирала его за это. Это не может происходить со мной. Лео раздражал меня и был груб со мной, а ещё он был неоднократной причиной моих слёз, когда я росла. Что за жестокий поворот судьбы заставляет меня хотеть его сейчас?
Он мгновенно заметил перемены во мне.
— Что случилось? Клара? С тобой всё в порядке?
Каждый квадратный дюйм моей кожи начал гудеть от смеси страха, ненависти и чего-то, что я могла бы назвать желанием. Шум на заднем фоне внезапно исчез, и мы были единственными людьми в зале.
— Почему ты пришёл сюда сегодня? — требовательно спросила я. — Мы не друзья. Ты ненавидишь меня.
Он поставил свой бокал с пивом и уставился на маленькие пузырьки, мирно плавающие по поверхности жидкости, и для ответа ему потребовалось время.
— Если бы я тебя ненавидел, меня бы здесь не было.
— Тогда почему?
— Я мог бы задать тебе тот же вопрос.
Я опёрлась локтями о стол и наклонилась к нему чуть ближе.
— Ты использовал эту линию на мне прошлой ночью. Второй раз у тебя не пройдёт. Скажи мне, Лео, прямо сейчас. Почему ты здесь?
Его голубые глаза встретились с моими, в них искрилось нечто, напоминающее злость, а может быть, даже страх. Что бы это ни было, раньше в Лео я такого не замечала, и оно чертовски пугало меня.
— Как ты думаешь, почему я здесь? Как ты думаешь, почему я пригласил тебя в Нью-Йорк? Как ты думаешь, почему я чуть не ввязался в драку с Эндрю "Мудаком" Веллингтоном прошлой ночью? Как, по-твоему, почему я до сих пор каждое лето провожу в Блу-Крик? Мэгги не единственная, кто держит меня там. Как ты думаешь, почему я шёл по направлению к твоему дому прошлой ночью? — он пробежался пальцами по волосам. — Нет. Знаешь что? Я не буду отвечать на твой вопрос, но задам свой. Что такого ты увидела, когда смотрела сегодня утром на меня голого, что заставило тебя, наконец, меня заметить?
Что там говорят о потрясённом молчании? Я не могла пошевелить ни единым мускулом, ни моргнуть, ни произнести хоть слово. Я часто слышала, как люди говорят, что они потеряли дар речи, но никогда не верила, что такое действительно возможно. Ну, теперь я являюсь научным доказательством этих слов. У меня в груди начался пожар, и горло загорелось, словно некие жизненно важные органы перестали функционировать.
Всю мою жизнь в моей голове имелось совершённо чёткое восприятие образа Лео Мэддокса, но видимо, я была неправа, когда считала, что хорошо его знаю. Мне вспомнилась любимая папина поговорка: "
