Кинул сообщение на пейджер Делу, застал его в машине на Пасифик – где по-прежнему пробки в этот час, из-за всех этих продюсеров и старлеток, которые едут домой, – убедил, что это «код три» и что надо с сиреной и мигалками валить всю дорогу по обочине. В дело вступили профи, а остальное уже и вспоминать не стоит.
– Я не хотел полномасштабного рейда, – мучительно выдавливал я слова. – Не хотел, чтобы что-нибудь случилось с малышкой…
– Пожалуйста, замолчите, сэр, – вмешался фельдшер.
– Цыц, – тихо проговорил Майло. – Ты сделал великое дело. Спасибо. Хорошо? Только не делай этого снова. Чайник.
«Скорая» остановилась возле приемного покоя больницы Санта-Моники. Я знал это место, потому что прочитал здесь несколько лекций персоналу на тему психологических аспектов травмы у детей. Сегодня, похоже, придется обойтись без лекций…
– Ты как? – спросил Майло.
– Ум-гм.
– Ладно. Пусть теперь за дело берутся белые халаты. А мне пора бежать – буду брать судью.
Робин только посмотрела на меня – челюсти стянуты лигатурой, под глазами синяки – и ударилась в слезы. Обняла меня, суетилась вокруг и сидела возле койки, потчуя меня супом и газировкой. Так прошел целый день. А потом все-таки дала волю гневу и хорошенько выдала мне за то, что я такой псих и зря рисковал жизнью. Я был не в том положении, чтобы защищаться. Она пыталась не разговаривать со мной целых шесть часов, а потом сдалась, и все стало возвращаться в нормальную колею.
Когда я смог говорить, то позвонил Ракель Очоа.
– Привет, – сказал она. – Смешной какой-то у вас голос.
Я рассказал ей всю историю – вкратце, поскольку разговаривать было еще больно.
Какое-то время она ничего не говорила, а потом тихо произнесла:
– Это были чудовища.
– Да.
Молчание между нами становилось неловким.
– Вы человек принципа, – сказала она наконец.
– Спасибо.
– Алекс… в тот вечер… мы… Я не жалею об этом. Это заставило меня задуматься. Заставило осознать, что мне нужно выйти из дома и найти что-нибудь – кого-нибудь – для себя.
– Не довольствуйтесь ничем, кроме самого лучшего.
– Я… спасибо. Берегите себя. Выздоравливайте поскорее.
– Постараюсь. До свидания.
– До свидания.
Следующим я позвонил Неду Бьонди, который ворвался ко мне в тот же день и интервьюировал до тех пор, пока его не выгнали медсестры. Я целыми днями читал его статьи. Он подошел к делу серьезно, досконально все расписал: мексиканский период Маккафри, убийство Хикла, «джентльменскую бригаду», – все вплоть до самоубийства Эдвина Хейдена в тот вечер, когда его пытались арестовать. Судья выстрелил себе в рот, пока одевался, чтобы отправиться в отдел полиции вместе с Майло. Это выглядело вполне логичным в свете того, что он сделал с Хиклом, и Бьонди не упустил случая пофилософствовать на эту тему.
Еще я позвонил Оливии Брикерман и попросил ее позаботиться о Мелоди. Через два дня она нашла пожилую бездетную пару в Бейкерсфилде – людей, которых знала и которым доверяла, обладавших большим терпением и пятью акрами для детской беготни. Поблизости жил заслуженный детский психотерапевт, женщина, которую я знал по магистратуре, с большим опытом лечения последствий стресса и тяжелой утраты. Им и была поручена задача помочь девочке склеить обратно треснувшую жизнь.
Через шесть недель после падения Ла-Каса-де-лос-Ниньос мы с Робин встретились с Майло и Риком Сильверманом за ужином в тихом элегантном ресторанчике с дарами моря в Бель-Эйр.
Избранник моего друга оказался парнем, словно сошедшим с рекламы сигарет, – шестифутового роста, широкоплечим, с узкими бедрами, мужественным, с симпатичным лицом, лишь слегка тронутым морщинами, шапкой тугих бронзовых волос и такими же щетинистыми усами. На нем были сшитый на заказ черный шелковый костюм, рубашка в черно-белую полоску и черный вязаный галстук.
– Повезло Майло, – шепнула мне Робин, когда они подходили к нашему столику.
Рядом с ним Стёрджис казался еще более мешковатым, чем обычно, хотя он явно постарался навести марафет, зализав волосы, как мальчишка перед походом в церковь.
Майло всех представил. Мы заказали напитки и познакомились. Рик поначалу вел себя тихо и скрытно. Его нервные руки хирурга обязательно должны были хоть что-нибудь держать – стакан, вилку, палочку для коктейля. Они с Майло обменивались влюбленными взглядами. Один раз я заметил, как они соприкоснулись руками, всего на секунду. По ходу вечера он постепенно открылся и стал говорить о своей работе – о том, что ему нравится и что не нравится в профессии врача. Подали еду. Все заказали лобстера и стейки. Мне пришлось довольствоваться суфле. Мы болтали, прекрасно проводя вечер.
