Тони решила еще разок проверить в карманах — может, где-то завалялся еще один пакетик с сухим бульоном. Ничего похожего не обнаружилось, зато ей пришло в голову, что можно приспособить к делу небольшую плоскую жестянку, в которой хранились крючки и леска.
Тони зачерпнула жестянкой снег, нагребла небольшой сугроб, под его прикрытием зажгла огарок свечи и, держа жестянку над пламенем, подождала, пока вода растает. И выпила. Получился какой-то жалкий глоток, зато как вкусно. Она проделала всю операцию несколько раз. Пить хотелось все равно, но жажда мучила уже не так.
Если б еще поесть. Тони со вздохом залезла в свое убежище, открыла пакетик с чаем и принялась медленно жевать чаинки. Что ж, очень даже неплохо.
Она была очень довольна собой — не растерялась, не испугалась до смерти. Нет, она просто молодец…
Когда ее, наконец, нашли, она сидела в снегу, прикрыв глаза, и жевала чаинки. По ее лицу блуждала улыбка.
Потрескивание рации заставило ее открыть глаза. Она вскочила на ноги и схватилась за сердце.
— Ждете кого-то?
— Гаррет! — воскликнула Тони, и он улыбнулся ей в ответ. Они как будто случайно встретились на улице.
Вокруг оживленно разговаривали и смеялись, но они ничего не видели и не слышали. Гаррет обнял ее, прижал к себе, и, только ощутив его тепло, она поняла, как сильно замерзла.
— Ты сердишься на меня? Что потерялась?
— Я действительно сердит кое на кого, но только не на тебя.
— Я тебе сейчас что-то скажу, только ты не будешь смеяться?
— Что?
— Мне понравилось здесь, Гаррет.
— Я вижу. — Гаррет посмотрел вокруг. — Снежное убежище?
Она проследила за его взглядом.
— Ну, часок-другой потратила.
— Для начала очень неплохо. Значит, никакой паники не было?
— Да ты что?! Когда я увидела пуму, у меня сердце в пятки ушло.
— Ты видела пуму?
— Я подумала, те круглые следы — Анжеликины, и пошла по ним. Потом они вдруг исчезли, а когда я подняла глаза, то уперлась в громадные желтые глазищи!
— И что ты сделала?
— Попятилась. Пячусь и потихонечку так говорю: «Киса, киса, киса».
— Да ну!
— Ну ладно, никакой «кисы» я, конечно, не говорила, потому что у меня язык прилип к гортани.
— А ты бы повернулась и побежала бегом.
— Ну да! Я подумала, пума решит: убегает, значит, добыча, — и помчится следом.
— Ну уж если ты была в состоянии так рассуждать, значит, паники действительно не было. — В голосе Гаррета прозвучало восхищение.
У Тони стеснило грудь. Она так по-глупому потерялась, а у него в глазах ни малейшего упрека.
— Как раз из-за паники люди здесь и гибнут, — через силу произнес Гаррет, чувствуя, что, если бы потерял эту женщину, его жизнь утратила бы смысл.
— Мне было не до паники, я была слишком зла.
— На кого?
— На свою всезнающую, всеядную начальницу. До меня дошло, что все это подстроила она, и никто больше. Чтобы выставить меня посмешищем в твоих глазах. С Анжеликой все в порядке, ведь так?
Гаррет кивнул, и у него в глазах зажегся мрачный огонь, не суливший ничего хорошего мадам Йелтси и Кенди.
— Бывшую начальницу, — поправил он и, не дав ей вставить ни слова, включил рацию. О чем-то поговорил, серьезно и спокойно, потом протянул трубку Тони. — Скажи Анджи, что у тебя все хорошо. Нажми вот тут и не отпускай, пока будешь говорить, потом отпусти и услышишь ответ.
— Привет, Анжелика, — проговорила Тони в микрофон. — У меня все хорошо.
— Я люблю тебя, анти! — ворвался ей в уши взволнованный голосок. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — с трудом выговорила Тони, задыхаясь от подступивших к горлу слез. Ей вспомнилось заплаканное личико Анжелики после ночного кошмара и тоска от бессилия помочь.
Теперь она знает, что для этого нужно. Нужна любовь. Любовь все лечит.
— Я люблю тебя, — громко сказала Анжелика, словно оповещая об этом весь мир.
И тут самообладание изменило Тони, и она разрыдалась. Его плечо было рядом, и, когда она уткнулась в него лицом, то ли ей послышалось, то ли он на самом деле сказал:
— Я тоже тебя люблю.
Но в тот момент на нее навалилась такая усталость, что она ни в чем не была уверена, а когда подняла на Гаррета взгляд, он смотрел куда-то за ее спиной и отдавал распоряжения одному из спасателей.
