Как же я не люблю, когда она выражается так высокопарно! И как я ненавижу теперь слово "будущее"!
— И что вы решили? — я обвела взглядом семейный "совет".
Мама с готовностью встрепенулась:
— Поскольку ты в последнее время была очень занята… э-э-э… своей влюбленностью… — мама слегка покраснела, — и доверила нам выбор института, мы с твоим отцом и бабушкой посовещались и решили, что тебе нужно поступать на психологический факультет Московского социально-педагогического института.
Что ж, я давно думала о профессии психолога. В тринадцать лет я мечтала поскорее вырасти, выучиться и стать Полиной Дмитриевной, специалистом в области психологии, всеми уважаемым, в том числе за сдержанность и спокойный характер. И никто не называл бы меня тогда Тайфунчиком…
Но сейчас меня интересовало одно — когда придется ехать в Москву?
Мама знала, что я спрошу это первым делом. Сделав трагическое лицо, она добавила:
— И уезжать надо через три дня, доченька… ЕГЭ будешь сдавать в Москве. Папа уже договорился в школе и записал тебя на подготовительные курсы в институт. Будешь жить с ним…
— А ты? — быстро спросила я.
— Я останусь здесь. — Я видела, какого труда стоили маме эти три слова.
Бабушка молча сжала мою руку своей сухой горячей ладонью. Грустно покачав головой, она сказала только:
— Полиночка, нужно вещи собирать…
— Хорошо, — кротко согласилась я, и они обе посмотрели на меня удивленно. Мама с бабушкой не ожидали столь легкой победы.
Странно, как быстро я примирилась с тем, что нужно уезжать из Бетты. Внутри у меня будто все умерло. Уже через два дня я, словно во сне, прощалась с одноклассниками, вот-вот выпускниками, обмениваясь всевозможными контактами — аськой, телефонами, адресами.
Все это время Надя демонстративно оставалась в стороне, словно происходящее ее не касалось. Но наконец пришла очередь прощаться с ней. Ребята деликатно разошлись, и мы остались вдвоем. Мы стояли на залитом солнцем крыльце беттинской школы, не зная, что сказать друг другу.
— Завтра, говоришь, поезд? — спросила Надька.
Я молча кивнула, не в силах что-либо произнести.
— Когда-то мы мечтали о том, как вместе будем жить в Москве… В гости ходить друг к другу, — подруга сглотнула. — А теперь ты уезжаешь… А я остаюсь.
— Ну, может, и ты поступишь в московский вуз? Тогда и встретимся! — сказала я, сама не очень веря своим словам.
— Шутишь? — горько усмехнулась подруга. — Да у меня одни трояки и знаний — ноль! Мать обещала пристроить в Сочинский колледж, и это лучшее из того, что мне светит!.. Ладно, подруга, увидишь в Москве Игоря — передавай ему мой пламенный привет! — Надькино миловидное лицо исказила кривая, неестественная улыбка.
Мы крепко обнялись на прощанье, и я быстро направилась в сторону дома. Ускоряя шаги и слушая шорох гравия под ногами, я твердила себе: "Не оборачивайся! Так будет хуже и больней!" Я знала, что Надька стоит и смотрит мне вслед.
— Полина, девочка! — папа широко раскинул сильные большие руки и крепко-крепко обнял меня. Я прижалась щекой к его мягкой байковой домашней рубашке.
Мы стояли в полутемной прихожей нашей московской квартиры, где отец жил один с тех пор, как они с мамой решили развестись. Быстрым взглядом я окинула холостяцкие хоромы — мда-а-а, от прежнего уюта не осталось и следа. Я даже не уверена, что после нашего отъезда отец хоть раз подмел пол. В углу стояли лыжи — он их обожает, но после зимы, видимо, так и не убрал. Все его время, как всегда, занимает работа. Вот и сегодня он не смог встретить меня на вокзале. Хорошо еще, что домой успел к моему приезду…
На стене до сих пор висел прошлогодний календарь, открытый на сентябре. Ну конечно, папа ни разу не перевернул страницы с тех пор, как мы уехали! Я подошла и стала листать: октябрь, ноябрь, декабрь… Нет, слишком много воспоминаний вызывают у меня эти месяцы! Я вернулась в сентябрь и стерла ладонью пыль с чудесного золотого пейзажа, изображенного на страничке. Пусть все в квартире будет так, словно я и не уезжала в Бетту.
Папа тем временем уже суетился на кухне. Снимая джинсовку и расстегивая любимые "греческие" босоножки, я слышала все его действия. Вот он достал из духовки сковороду и водрузил ее на плиту, вот глухо стукнула дверца холодильника и — вуаля! — один за другим пять щелчков: это яйца отправились на сковородку.
