Войска нового мурзы отбивали атаку за атакой, но дело, конечно, не в доблести его железнокольчатых жандуинов, а в этой Хелен. Халиль, конечно, никогда воином не был, но знал, как стоит сражаться. Знала это и отродье Иблиса, ибо каждый раз сокрушала его аш-шаракисов. Хорошо, что успели они укрыться в замке, здесь неверным их не достать. Тут можно отсидеться и придумать, как сокрушить врага.
Только вот не все аш-шаракисы были также терпеливы и мудры, как их предводитель. С самого прихода нового мурзы войско Халиля Ибн Шина уменьшилось втрое. Бежали неблагодарные свиньи, ох как бежали. И ничего с этим поделать нельзя было. Сколько не молился бедняга серебрянолицему господину, оставался тот глух к его призывам.
Халиль свернул коврик и грустно посмотрел на полуденное солнце. Оно невинно и ласково грело его изрытое глубокими морщинами и изъеденное чужеземной морской болезнью лицо, точно насмехаясь над бедами Халиля. Сколько он натерпелся от этого безжалостного светила в песках Иль-Зариба, а теперь оно улыбается.
Хазарец уже собрался спускаться, как услышал ржание лошадей и негромкие разговоры. Неужели опять? Он выглянул в узкое оконце в стене — так и есть. Идут. Вон мурза, вон проклятая Хелен, и это кто? Бахатура мурза нанял, не иначе. Роста-то какого, как сложен, ай-яй-яй. Халиль поцокал от зависти языком. Только потом спохватился и крикнул своим аш-шаракисам, чтобы готовились к обороне.
Бахатур, конечно, это хорошо. Но одним героем сражения не выигрывают. Ни лестниц длинных мурза не соорудил, как в прошлые разы, ни людей не укрыл. Чего хочет, на что надеется? Но думать об этом Халиль не стал. Наконец судьба ему улыбнулась, появился реальный шанс разбить неприятеля.
— Луки, готовьте, луки, — закричал он своим аш-шаракисам.
Те, конечно, хороши. Встали, рты разинули. Ох, не будь с ними Халиля, давно головы сложили. Он бегом спустился с башни, на ходу раздавая указания. Кантийский Ибн Шиин знал хорошо, болтал без акцента и понимал почти все, что говорили. Халиль вообще очень уважал людей, владеющих чужими языками, да и сам старался им обучиться. За полгода в землях Плоскогорья он так нахватался, что продавал чужеземцем контрабанду, выдавая себя за местного. Впрочем, из-за этого потом и бежал…
Но ладно, это все дела прошлого. Видит Сулла, что хазарец никогда никому зла не хотел. Просто постоянно складывается так все, что каждый хочет у Халиля кусок урвать. Не отдавать же его просто так. Конечно, пророк Амин учил, что «кто навредит иноверцу, навредит мне, а навредивший мне — вредит Сулле», только думалось хазарцу, что очень уж далек был Амин от действительности. Как не навредить иноверцу, если вот он ходит ишак ишаком по базару и все ждет, когда кто-нибудь его облапошит. Не Халиль, так кто-нибудь другой. Добрых людей много. А злых еще больше.
Халиль надел шлем с наносником, про доспехи даже думать не стал — от меча не спасут, а стрелы сквозь стену не пролетят. Просто халат потуже завязал, да на самый верх поднялся — что там мурза?
А тот стоит, ничего, будто и не боится. До него стрелой достать можно. Халиль с трудом совладал с искушением проверить свою догадку.
— Что хочешь? — лишь крикнул ему.
— Сдавайся, — ответил мурза. — Прикажи своим людям сложить оружие, выходите из замка, и я дарую вам не только жизнь, но и свободу.
Халиль обернулся. Аш-шаракисы настороженно смотрели на него, но не отвечали. Сомневаются. Ох как сомневаются.
— А если нет? — крикнул Халиль.
— Мы разрушим ваши стены и перебьем сопротивляющихся. Те, кто выживут, отправятся в Таули.
Про Таули Халиль слышал, это, вроде, ханский зиндан. Говорили, заходит туда один человек, а выходит другой. Если, конечно, вообще выходит.
— Как ты разрушишь стены? Если бы ты мог, то уже давно сделал это.
Халиль дал знак лучникам, и они натянули тетивы. Мурза увидел это, поэтому сразу отступил. А вот бахатур напротив, вперед вышел да еще руки вытянул. Как ни жалко Халилю было этого красавца, но война есть война. Крикнул аш-шаракисам, и зазвенели тетивы. Только к удивлению хазарца да и самих лучников, стрелы пролетели совсем немного и зависли в воздухе. Бахатур взмахнул рукой, и они посыпались на землю.
