— Мы не будем снимать их! — развернул коня он и, чуть успокоившись, продолжил, обращаясь уже ко всем. — Мы здесь не хозяева, это не наша земля, не наша эпоха. Когда-нибудь, возможно, кантийцы начнут ценить человеческую жизнь. Но не благодаря нам, они дойдут до этого сами или не дойдут совсем. Все ясно?!
Остальные промолчали. Даже Ольга, едва открывшая рот, не решилась ничего сказать.
Руслан с силой сжал зубы, пока не почувствовал боль. Иногда ему хотелось, как рассерженному выходками своих недалеких отроков, хорошенько надавать всем кинетикам по заднице. Сколько раз он им это все говорил, разжевывал, точно маленьким детям, вдалбливал в эти пропитанные гуманизмом головы, но случись какое-нибудь происшествие — и все начиналось снова.
— Когда мы вмешиваемся? — спросил он тоном сурового школьного учителя.
— Когда нашей жизни что-то угрожает, — вразнобой произнесли двое-трое.
— Все ясно? — Повернулся к Ольге Руслан. — Не устраивает такое положение дел, добро пожаловать к телепатам.
— Да ладно, Руслан, я поняла, просто спросила, — пожала плечами медсестра. Легонько провела по руке и тихо добавила. — Готова понести наказание, ваше мёнемейстерство.
Руслан почувствовал, как у него запылали уши и шея. Ну вот, опять началось.
— Поехали, — бросил он.
— Признаю свою вину: меру, степень, глубину. Приму любое наказанье: ссылку, каторгу, тюрьму, — тараторила под смешки ему в спину Ольга. — Но желательно в июле, и желательно в Крыму.
— Хорошо, что Филатов твоей декламации не слышит, — не оборачиваясь, громко ответил Руслан. — Так безбожно его еще никто не перевирал.
Оставшуюся часть пути проехали молча, напряжение, витавшее в воздухе, так и не спало. Руслан считал столбы с клетками и все думал, что могли совершить эти люди, раз Мясник так жестоко наказал их? Хотя… За то время, пока сначала Руслан, а уже потом Мёнемейстер Проклятой лощины, был здесь, он видел много жестокости: как с живых людей сдирали кожу, как провинившихся крестьян подвешивали за ребра на крюках, как преступникам делали разрезы, посыпали их солью и вывешивали привязанных к огромному колесу на солнце. Но это здесь подобное не считалось жестокостью. В его мире — возможно, но не здесь.
Конечно, дело было в нравах. Средневековый человек сжился с этим. Как люди в его мире привыкли к постоянным потопам, оползням и землетрясениям, транслируемым по всем каналам. Ни капли сострадания, ни грамма сочувствия, лишь цифры, отражаемые в глазах — погибло столько, ранено столько… Разве его соотечественники не более жестоки в своем равнодушии?
— Нас сам Мясник встречает, — вернул его на грешную кантийскую землю Марат.
Дорога пошла вверх, и теперь можно было разглядеть уже кусочек главных ворот, находившихся на самом выезде из теснины. У входа, вместе с десятком своих стражников, стоял сам Ферринг. Руслан в очередной раз удивился несоответствию внешности с характером Мясника. Желтушное узкое лицо с прямым аккуратным носом, женские пухлые губы, крохотные глазки. Да и сам он был весь маленький, худой, нескладный, никак не походил на тирана и деспота. Однако клетки с людьми говорили сами за себя.
— Не могу поверить, — воскликнул Мясник тоненьким голосом, как только Руслан подъехал достаточно близко, — его светлость Мёнемейстер.
— Вы же знаете, я не светлость, — спешился телекинетик и поклонился. — Приветствую вас, ваша светлость.
— Боюсь, вы не заехали ко мне просто поболтать, — указал Мясник худенькой ручкой, на носилки с Антоном. Один из концов недопаланкина привязали к лошади, а другая волочилась по земле.
— Нам некогда просто болтать, — передал поводья Руслан одному из людей Ферринга и последовал вслед за хозяином. — Особенно вам, вы ведь человек дела.
— Наверное, только вы, мой дорогой друг, это и понимаете, — улыбнулся Мясник.
Они прошли по внутреннему двору, необычайно чистому и тихому, несмотря на большое количество людей. Казалось, каждый, занимавшийся каким-то своим делом, нет-нет да и взглянет исподлобья на Ферринга. Подданных у Дуйне, несмотря на крутой нрав, было предостаточно. Более того многие сами приходили в эти земли, хотя «слава» о Мяснике ходила по всему королевству.
