Она все еще была по-праздничному напомажена и разодета в вечернее платье; ее длинную, тонкую шею венчало изумрудное колье, аккуратные уши были украшены алмазными сережками, руки - браслетами, а на ноги Фернандина одела туфли с высоким, как пишущая авторучка, каблуком. Она грациозно покачивалась, распространяя в мужском туалете экзотический аромат дорогих духов.
- Пришло время? - удивился Арлекин. – В четыре часа ночи? Конечно, нам давно следовало о многом поговорить, разобраться отношениях. Но, если помнишь, мы ни о чем толком не договорились, ни в чем не разобрались. Сейчас же мы пытаемся вернуть то, что надо было сделать тогда, а тогда мы думали, что можно сделать то, что мы делаем теперь...
- Ты сам не понимаешь, что несешь.
- Я-то понимаю: днем надо делать дневные дела, а ночью - ночные.
- Ты должен оставить меня. Арлекин, - категорично заявила Фернандина.
- Серьезно? - опешил Арлекин.
- Ну, да. Думал, я шутить сюда пришла?
- Но почему я должен идти против своих чувств?!
- Потому что между нами все кончено.
- Всем известно, что я приперся за тридевять земель только с тем, чтобы сделать тебе предложение!
- Считай, ты его сделал.
- И ты, конечно, ответила согласием?
- Конечно, нет. Арлекин. Разве ты не понимаешь? Я не могу ответить согласием.
- Тебя что-то связывает?
- Ничего.
- По-моему, это какой-то дурацкий сон.
- Это не сон, Арлекин. Ты уже проснулся, чтобы сходить в туалет. А я зашла сюда попрощаться.
- Но почему сюда?
- А куда?
- Фернандина, неужели, все, что нас связывало, утрачено?!
- Между нами все кончено!
- Как ты можешь это говорить?!
- Совершенно спокойно.
- Подожди, подожди...
- Все кончено!
- 0, боже! Но почему?!
- Нас больше ничего на связывает.
- Что с тобой? Почему не связывет?
- Между нами все кончено!
- Тебе что-то угрожает? Погоди, Фернандина!
- Все кончено. Прощай, - горько сказала женщина, решительно удаляясь.
- Твою мать! – произнес Арлекин, когда дверь за Фернандиной закрылась.
“Ведь, не могла она забыть всего, что было, - сливая воду, размышлял он - Нет, нет, еe что-то держит, сковывает в чувствах. У нее отличная память. Кто-кто, а уж она-то помнит все, что между нами было".
Впрочем, в этом еще следовало разобраться.
На следующий день Арлекин сидел перед родителями Фернандины и выпытывал из стариков вразумительные ответы на мучившие его вопросы.
- Когда я впервые переспал с Фернандиной, - напомнил он, - вы по праву стали не только ее родителями, но и моими. Вы заменили мне мать, а вы - отца. С кем я могу еще об этом поговорить? Приехав, я начал замечать, что Фернандина становится все более равнодушна ко мне...
- Мы люди не богатые, - перебила вдруг мать.
- Если дело только в деньгах…
- Может, у тебя маленький? - предположил отец.
- Двадцать два сантиметра! Если этого мало, я даже не знаю, что еще предложить Фернандине.
Мать с уважением взглянула на чресла Арлекина.
- Я тоже не знаю, - сказала она.
- И я не знаю, - вздохнул отец.
Последовала тяжелая пауза.
- Может она пока не уверена в твоем чувстве?
- Что?!! – подскочил Арлекин, бессильно сотрясая воздух руками. - Она не уверена в моем чувстве?! !! И это после пятнадцати лет отношений?!! В своем ли вы уме, мамаша?! Значит, у нее ни разу не было случая проверить мои чувства?! Всем прекрасно известно, что из-за Фернандины я бросил учебу в Сорбонне, Гавре и Оксфорде. Только из-за Фернандины я перестал писать свои непритязательные песенки. Только из-за Фернандины я обрюзг, растолстел, стал опускаться и собирать капитальчик, надеясь сделать ей предложение! И что же? Десять лет спустя я возвращаюсь и не узнаю прежней Фернандины! Давайте уж на чистоту. У нее кто-нибудь есть?
- Конечно, - опустив глаза, сказал отец.
- Ах, так? ... Ну, и кто он?
Отец застонал:
- Мы долго сопротивлялись этой связи.
- Семь лет! – уточнила мать.
- Это произошло помимо нашей воли, дорогой Арлекин. Природа взяла свое.
- Не проходило и дня, когда бы я не напоминала Фернандине о слове, которое она тебе дала перед разлукой.
- Не проходило и дня, когда бы я не твердил ей: «Не засматривайся на внешность, доченька, она обманчива. Мужчина, которого ты называешь своим мужем, - прохиндей, не имеющий за душой ни цента! Он никогда не сможет любить тебя так, как любил я…» - Закрыв лицо руками, отец зарыдал.
