От Районного Ревкома получаем распоряжение отправиться в Московский Совет, где имеется оружие. Но и там нет достаточного количества его, и когда моя очередь доходит до дверей Совета, то оказывается что оружия больше нет, все роздано, а хвост нашей очереди тянется через всю площадь Свободы по переулку и упирается в Большую Дмитровку.
Одновременно с отправкой нас в Московский Совет за оружием, Ревком направил разведку во все концы района в поиски за оружием. Возвратившись обратно в свой район, узнаю, что высланная Ревкомом разведка нашла где-то на путях Рязанской дороги несколько вагонов с винтовками и на Николаевском вокзале боевые 3-х линейные винтовочные патроны.
Настроение у всех боевое и бодрое, каждый стремится скорее получить винтовку, чтобы вступить в бой, и с большим трудом удается удерживать товарищей на караульных постах, ибо никто не хотел быть без дела (среди красногвардейцев создалось мнение, что стоять на часах — это безделие). У нас, партийных или беспартийных рабочих, ни разу не возникло сомнение в правоте нашего начатаго дела, ни разу не было мысли о том, что мы можем быть побеждены. Все мы были уверены в победе, все рвались в бой и иначе мыслящих не было среди нас…
2-го ноября в наш Ревком от Районного Ревкома поступил приказ о немедленном отправлении отряда в Сокольники, где в одной из дач, устроенной под санаторию, вместо больных солдат работает белогвардейский штаб. По получении приказа немедленно были отправлены туда на грузовике 15 человек красногвардейцев под руководством тов. Крючкова. Дача была окружена, и все ее обитатели были арестованы. Весь штаб состоял из 8 чел. высших офицеров, которые и были отправлены в Московский Совет.
По дороге туда, около Сухаревой Башни, мы попали под обстрел белогвардейского пулемета, который был установлен в доме на углу Сретенки и Сухаревой площади. Наш автомобиль был пробит несколькими пулями, но, к счастью, никто из нас, а так же наши пленники, не были задеты.
Во время нашего пребывания в Совете к нам прибыли белые парламентеры из Кремля с предложением прекращения боя, с условием, чтобы всем участникам белогвардейского лагеря гарантировать свободу и оставить оружие. Чем кончились переговоры — всем известно, но весть о нашей победе в нашем районе была встречена восторженно и впервые только мы могли подумать: «при каких обстоятельствах мы провели период Октябрьской революции».
Как это случилось, что мы могли столько суток провести без сна, почти без еды и при том чувствовать в себе столько сил, не знать усталости? После окончания боя наверное не один я проспал без просыпа целые сутки.
Участник Октябрьской революции
Рабочий Сокольнич. мастерских К. П. Кох
Москва, 5-го октября 1922 г.
Как мы помогали революции у себя в районе
Воспоминания тов. П. Жикина
Работая в месткоме Новосокольнического парка (ныне Русаковский), я в то же время состоял членом районной думы.
Находясь в гуще рабочих, я, естественно, не мог не видеть их революционного настроения. Благодаря этому, приходилось держать беспрерывную связь с райкомом.
25 октября, часа в 4 дня, я встретился с тов. Конокотиним, который предупредил меня, чтобы я не опоздал на собрание районных дум в Народном Доме на Сухаревской пл. Пришел я рано. Здесь я встретился с тов. И. В. Русаковым. Он был взволнован и все время входил то в зал, где находились меньшевики, эсеры и кадеты, то в комнату, где находились большевики.
Из разговора с ним я понял, чем он взволнован: по его подсчету нас, большевиков, собралось меньше, благодаря чему мы можем оказаться на собрании побежденными. И. В. Русаков и некоторые товарищи из других районов решили просить блок (т. е. меньшевиков, эсеров и кадетов) подождать минут пять с открытием собрания. Этого мы сумели добиться. В результате мы конечно выиграли, так как за эти пять минут подошло изрядное количество наших товарищей.
Наша фракция решила выдвинуть своего председателя собрания, при этом остановились на кандидатуре тов. Шлихтера.
Мы вошли в зал. Нас уже ждали и встретили с шумом.
Наша фракция села на левую сторону, и к нам присоединились некоторые из рабочих, сидевших до нашего прихода посредине. Здесь остались сидеть только меньшевики и эсеры, преимущественно рабочие, сидели редко-редко, далеко друг от друга.
