Окраина - страница 7
Франтишек не пел — по выражению заведующего школой пана Заградничка, он гудел, и это было единственным изъяном в его блистательных способностях. На доктора Студничку в сапогах и шляпе лодочкой, над тульей которой, подобно кормилу, возносилось большое птичье перо, Франтишек поглядывал довольно недоуменно.
Дело в том, что Франтишек, как и его сосед Йирка Чермак, никак не мог взять в толк, с чего это доктор Студничка так вырядился. Оба мальчика — позднее они сами это говорили — выросли в семьях, где мыслили рационалистически; в этих семьях никогда не возникало колебаний в вопросе о том, что когда надеть. На похороны ходили в черном, на работу — в чем похуже, что было под рукой, что легче было достать или еще в зависимости от погоды. Последнее было особенно важным обстоятельством. Сапоги же, высокие, начищенные, никак не вязались со школьным праздником. И доктор Студничка представлялся Франтишку в некотором роде участником игр в индейцев, устраиваемых на Старом шоссе, на Скалке, у Леска и на Малом стадионе. Можно сказать, что черная шляпа и большое перо доктора Студнички возбуждали во Франтишке нечто вроде зависти. Потому что у него самого не было ни тропического шлема, каковыми владели все вожаки мальчишеских ватаг, ни даже барреля, а уж баррели-то раздобыли себе почти все ребята в деревне.
Баррель! Нынче уже никто не знает, что такое баррель, и, если б не эти строки, так и унес бы Франтишек с собою в могилу тайну барреля (впрочем, как и десятки тогдашних мальчишек); ведь нынешние, пожалуй, и смотреть не стали бы на эту тару из-под горючего, которую в разное время и в разных местах вокруг деревни сбрасывали самолеты и немцев, и союзников. А между тем, срезав верхнюю часть, пострадавшую от падения, из барреля можно было изготовить лодку и превратиться на время в капитана дальнего плавания.
Тогда и решилась судьба Франтишка.
Заведующий начальной школой пан Заградничек не упустил возможности отправить на дальнейшую учебу величайшую надежду своей неудавшейся жизни — жизни верного прислужника аграрной элиты{10}времен первой республики{11}, затем лояльного гражданина протектората и, наконец, несколько старомодного патриота, подвизающегося на ниве просвещения. Пан Заградничек прекрасно знал, во имя чего уговаривал он тихих, недоверчивых родителей Франтишка — «эту скотницу» и «этого паровозника».
Но Франтишек этого не знает. Правда не знает. Ему невдомек, что существует теория относительности, деривация и интегральное исчисление. Ничего не слыхал он пока и о бинокулярном зрении рыб. И потому понятия не имеет, зачем ему учиться дальше. Может, затем, думает он даже, чтоб когда-нибудь носить черные сапоги, как доктор Студничка, черную шляпу с пером, как у доктора Студнички, и, как доктор Студничка, неустанно повторять, что мы — нация Гуса, Масарика, чешских братьев, Тырша и Фюгнера.
И вот в один прекрасный день наивный деревенский подросток является в Прагу, чтоб научиться всему этому. Является он туда с сознанием, что не имеет права обмануть ожиданий, предать, ибо ему уже известно, что «грудь предателя пронзит хладный клинок», как то говорится в одной сокольской песне.
Франтишек, конечно, еще ребенок, все представления его конкретны, и его разбирает смех, когда он воображает, как этим самым клинком пронзает грудь предателей трусоватый пан Заградничек или доктор Студничка, который, кроме медицинских инструментов, в руки ничего не берет: у него есть свой шофер, который его и бреет, а для работ по дому и в саду есть у него садовник. Представить же хладный клинок в руке пухленького пана Колинского, акционера мармеладной фабрики «Кольди-Петоса», и вовсе абсурдно. Но тут Франтишек, пожалуй, заблуждается — однако не будем требовать от него слишком многого. Со временем он сам поймет свое заблуждение, не надо облегчать ему путь к пониманию, которого у него пока все равно и быть не может.
