II. Не убив сокола, Иона уже хвалится его шкуркою
В гостинице было очень светло и весело. По правде сказать, никогда не бывало в ней мрачно; но теперь было особенно светло и весело. В камине пылал огонь, освещая резные дубовые панели, витые ножки дубового стола и резные дубовые двери залы. Сидеть у камина было очень приятно, потому что на дворе уже с неделю стоял холод. Все пруды около Донмо покрылись льдом, и даже речка Чельмер, бежавшая около стен садов гостиницы, наполовину замерзла. Подходило Рождество, и заботливый хозяин убирал свое заведение к празднику. Ему помогала в этом плотная, румяная Пегги. Они стояли близко друг к другу. Ионе как-то случилось немного повернуться — щека Пегги была подле самых его губ. Искушение было слишком сильно. Нежный Иона не устоял против соблазна — поцалуй раздался.
— Что вы делаете! при мистрисс Нелли! видите, она идет? — с испугом сказала Пегги. — Теперь мистрисс Нелли покажет нам, как цаловаться! Стыдитесь, сударь!
— Молчи, Пегги! Она не заметила, — шепнул Иона, внутренно браня себя за неосторожность, и бросая боязливый взгляд на висевшую перед окном вывеску, на этот окорок, которого мог он лишиться за свою опрометчивость.
— Что вы здесь делаете, мистер Неттельбед? Что это такое мне послышалось? — строго спросила Нелли.
— Мы убирали окна, моя милая, — отвечал Иона, подходя к Нелли и принимая смиренный вид: — но ты ошиблась: здесь все было тихо.
— Нет, мне послышалось, как будто цалуются, и цалуются очень громко.
— Неужели, мой друг? Что ж это значит? Верно, опять Керроти Дик вздумал любезничать с Пегги, — сказал Иона, показывая на рыжего слугу, который также был в комнате. — Ступай к своему делу, Дик.
— Я, сударь, и так занимаюсь делом, — отвечал удивленный Дик.
— Ступайте оба к своему делу, говорят тебе, — повторил Неттельбед.
Дик и Пегги ушли. Трактирщик остался наедине с женою.
— Очень мило, мой друг, не правда ли? — сказал Неттельбед, указывая жене на окна, убранные цветами.
— Очень мило! Только не обманывайте меня, сэр, — отвечала она, — я видела ваши штуки.
Поняв, что поздно запираться, он сказал робким голосом:
— Ну, не обижайся, мой друг, я пошутил; у меня не было дурных мыслей.
— Вот как! стало быть, и вы не должны сердиться, если я буду подражать вам?
— Разумеется, не буду, мой друг, разумеется не буду. Но зачем же тебе так делать? Нет, лучше не делай этого, знаешь, чтоб не стали о нас говорить дурного. Ведь мы хотим получить окорок, следовательно, нам должно соблюдать всякую осторожность… при людях. Не то, чтоб я стал подозревать тебя; но, ты понимаешь, мой друг…
— Совершенно понимаю вас, мистер Неттельбед. Следовательно, если случится, что Френк Вудбайн придет к нам и как-нибудь нечаянно поцалует меня в шутку, вы ничего не скажете?
— Чтоб провалиться этому злодею! — закричал трактирщик.
— Ах, как неприлично выражаетесь вы, мистер Неттельбед! Вы совершенно забываетесь…
— Нет, мой друг; я говорю с тобою тихо и кротко.
— Вы раскраснелись — так не бывает с людьми спокойными. Да не топайте же ногою. Иной подумает, что вы меня ревнуете к Френку Вудбайну.
— Ревную? Как это можно? Никогда! Я знаю, какое сокровище у меня жена. Положим, что Френка называют у нас первым красавцем, я знаю, что милая моя Нелли не взглянет ни на кого, кроме меня.
— И не должен ревновать, мой милый. Ты не можешь бояться Френка: ведь он женат и, кажется, страстно любит свою жену.
— Как же не любить ее? Таких красавиц, как Роза Вудбайн, немного найдется на свете.
— Прекрасно, сударь! Так она, по-вашему, лучше вашей жены?
— Нет, мой друг, я этого не смею сказать. Но ты сама знаешь, что когда она была в девицах, ее звали «донмовская роза».
— Знаю, сударь; знаю также, что вы присватывались к ней прежде, чем обратились с предложением ко мне; только жаль, что она отказала вам.
— Что ж, мой друг? Я очень рад теперь, что она отказала.
— Говорите, сударь! Она вам казалась лучше меня — я знаю. Желала б я, чтоб Френк Вудбайн тогда вздумал посватать меня.
