«Грустнейший период моей жизни»
Для молодого Адольфа, полного высоких надежд и грандиозных мечтаний, венский период жизни был сплошным разочарованием. С 1909 по 1913 г. он жил в одном из красивейших и культурнейших центров Европы, оставаясь человеком-невидимкой для подавляющего большинства жителей австро-венгерской столицы:
«Для меня Вена – город, связанных у многих с приятными и веселыми впечатлениями, – является грустнейшим периодом моей жизни».
В начале нашего века Вена считалась музыкальной столицей мира. Жизнь города был наполнена музыкой: музыкой великий композиторов, некогда живших там – Гайдн, Моцарт, Бетховен, Шуберт... И конечно же, «из каждого окошка» раздавались вальсы любимого венцами Иоганна Штрауса.
Но молодой Гитлер не разделял всеобщего веселья. Атмосфера беспечности и беспредельной жажды удовольствий, царившая кругом, была ему глубоко чуждой и непонятной. Продолжая рисовать эскизы величественных зданий, он не сделал даже малейшего усилия, чтобы поступить в Школу Архитектуры. Почему? Можно предположить, что больше всего он боялся того, что его еще раз отвергнут. А этот удар был бы непереносим...
В ноябре 1909 г. бедность вынуждает его покинуть меблированную комнату и порвать всякие отношения с ближайшим другом Августом Кубичеком: тот блистал в консерватории, и гордый Адольф не хотел, чтобы тот свидетельствовал неудачи и унижения своего бывшего ментора.
Гитлер уходит на самое дно: в мир ночлежек и благотворительных похлебок. Временами же находит себе довольно странные заработки: очищает улицы от снега, выбивает ковры, работает носильщиком на вокзале... Становятся заметными следы заброшенности и неухоженности: одежды лоснятся, небрежная прическа, плохо выбритое лицо. Он превращается в самого настоящего бродягу.
Вопреки популярной легенде Гитлер никогда не был маляром. Любая постоянная работа внушала ему сильнейшее отвращение. Изредка он продавал свои акварели и получал несколько геллеров. Это удовлетворяло его артистические амбиции в какой-то степени, но отнюдь не потребности желудка.
«Голод был тогда моим верным телохранителем; он никогда не оставлял меня ни на секунду и принимал участие во всем, что бы я ни делал. Моя жизнь была постоянной борьбой с этим безжалостным другом».
В сегодняшней Америке его назвали бы бродягой. Да, таким он и был по своему внешнему виду. Но в отличие от тех, кто слонялся вместе с ним по улицам Вены и жил случайными заработками, Гитлер никогда не искал забвения в дешевых удовольствиях. Он не пил и не курил. Почти все свободное время (а его хватало!) он тратил на чтение.
Специалист по Гитлеру, историк Алан Буллок пишет:
«Он проводил время, главным образом, в публичных библиотеках, но его чтение было беспорядочным и бессистемным: древний Рим, восточные религии, йога, оккультизм, гипноз, астрология...»
Это якобы «беспорядочное» чтение создало необходимую базу для создания в будущем «новой религии» – национал-социализма. (Видеть в национал-социализме лишь политическое движение, обусловленное социально-политическими факторами, представляется ошибочным).
В начале жизни Гитлер был искренним католиком. В юношеском возрасте он утрачивает христианскую веру, но сохраняет католическую любовь к ритуалу, священничеству и к всеобъемлющей идеологии. Чтение Шопенгауэра содействовало отказу от христианства и пробуждению интереса к восточным религиям, зачастую не признающими различия между добром и злом. Страстный книжник, он уверяет своих читателей в «Моей борьбе», что всегда обращался к книгам за ответом на любой вопрос. Он настаивает, что обладает наилучшим методом чтения: «Помнить существенное и полностью забывать несущественное». Вопрос, конечно, заключается лишь в том, что считать существенным. В случае Гитлера существенным всегда было исключительно то, что соответствовало его эмоциональной оценке, его собственным представлениям.
Так, он взял от Шопенгауэра фатализм и идею воли, но отбросил буддизм и пессимизм. Он позаимствовал у Ницше концепцию эволюции, волю к власти и сверхчеловека, но «забыл», что великий философ твердо настаивал на том, что сверхчеловек обязан побороть не других, а самого себя. Он принял у Вагнера расизм, героизм и язычество, но отбросил его арианизированное христианство. От Блават-ской, Чемберлена, фон Листа и Либенфельса он брал, что хотел, и абсолютно «забывал» о несоответствовавшем его собственному мировоззрению.
