Долго они тогда разговаривали, обсуждая мельчайшие детали задания, а вот волноваться Прохор Николаевич стал только сейчас, когда поезд уже перескочил входную стрелку и мимо побежали скученные, с серыми крышами, точно грибы после дождя, домики невеселой Кандалакши.
– Ладно, посмотрим, – сказал Рябинин, закуривая папиросу и спрыгивая на перрон, не дожидаясь остановки поезда.
Флотские казармы помещались на окраине. Дальше тянулись болота, рвы и чахлый кочкарник. На КПП Рябинин предъявил документы. Дежурный по казармам сказал, что команда 38-С ушла в баню. Прохор Николаевич подумал: «А не пойти ли и мне помыться, освежусь немного… И народ заодно посмотрю… Каков он?..»
Баню отыскать было нетрудно. Водовоз, стоящий на перекрестке с бочкой воды, встретил Рябинина как старого знакомого и заулыбался еще издали.
– Ишь ты! – сказал он, когда офицер поравнялся с ним. – Открыли все-таки. Мы со старухой со своей думали, что не откроют, ан нет, раскачались напоследок.
И, забрав в кулак тощую бороденку, радостно удивился:
– Ска-а-ажи на милость!..
В руке старик держал газету. Когда Рябинин развернул хлопающие на ветру страницы, в глаза сразу бросилась фотография генерала Эйзенхауэра. Генерал сидел улыбаясь, положив на стол руки с холеными пальцами, на одном из которых сверкал перстень.
Поверх всей страницы было четко оттиснуто: «Высадка союзных войск на побережье Франции. Лондон. 6 июня… Военно-морские силы союзников при поддержке крупных военно-воздушных сил сегодня утром начали высадку союзных армий на северном побережье Франции в Сенекой бухте…»
– Слева – Шербур, справа – Гавр, – продолжал переживать водовоз. – Далековато от Германии, не мешало бы поближе. Теперь жди, когда они еще выйдут на дорогу Валонь – Карентан, а до Канн этих самых им в один день никак не дойти.
– Где это ты все вычитал? – спросил Рябинин, удивленный географическими познаниями водовоза.
Старик презрительно хмыкнул и задрал бороденку к самому небу.
– Я ту землю на своем брюхе прополз, каждую ложбинку изучил. Еще в первую мировую много там нашего русского брата «за веру, царя и отечество» голову положило.
И, видя, что офицер еще не совсем понимает его, пояснил:
– В экспедиционном корпусе я служил… Ну вот…
Баня находилась в центре города. Прохор Николаевич сразу прошел в раздевалку. Из-за двери мыльной доносился грохот шаек, гул голосов, шлепанье босых ног.
– Давно моются? – спросил Рябинин у старой банщицы.
– Опоздал, сынок! Уже, почитай, митинг кончился»
– Что, что? – Рябинин удивленно посмотрел на бабку: уж не свихнулась ли на старости лет. – Какой там еще митинг?
– Все про второй фронт. Нешто не слыхал?.. Как пришли сыночки в баньку, разоболоклись, так, сердешные, и митингуют…
Прохор Николаевич нетерпеливо захлопнул дверцу рундучка и чуть ли не бегом прошел в мыльную.
В воздухе плавал пар, отовсюду летели горячие и холодные брызги, в тумане, словно в облаках, скользили тела матросов. На деревянной скамье стоял тощий матрос и пытался перекричать остальных. Но ему не давали говорить:
– Кончай, Кубиков, зарапортовался!..
– Водой его надо холодной облить, пусть простынет!
– Зачем водой?.. Намылить ему трибуну, чтобы он сверзился!..
Какой-то матрос открыл кран и, прижав струю пальцем, направил ее прямо на оратора. Тощий поспешно спрыгнул на пол, прячась за чужие спины. Матросы, дружно гогоча, с шумом разбирали шайки.
– А ну, не расходись! – низкорослый толстый человек с широкой лопатообразной бородой, разложенной по груди, пробирался через толпу, орудуя квадратными плечами. – Отойди! – говорил он. – Не мешай!.. Дай пройти, не видишь, что ли?..
– Кто это? – спросил Рябинин у матроса, стоявшего рядом.
– Да это наш боцманюга, – лениво ответил тот. – Неужто не знаешь?
Боцман влез на скамью – сразу все стихло. Борода, видно, была здесь в особом почете. Откашлявшись для солидности, бородач сказал:
– Так что считаю нужным подвести итоги… Тут некий воин христолюбивый Кубиков второму фронту шибко возрадовался. Мол, половину войны союзники на свои плечи положили. Так с этой тяжестью и попрут тебе на Берлин, только знай догоняй. Дескать, мы свое дело сделали, теперь и спешить некуда… Так ли это, товарищи? Ну, ответь мне… Кто?.. Ну, хотя бы ты!
