Хозяина фермы звали Луис Бевисс, а его жену - Луизой. Женщина была на восьмом месяце беременности, но это не мешало ей заниматься домашними хлопотами, в то время как ее муж сидел за столом и изредка давал ей указания, что и как делать. Она залило колодезной воды в железную посуду, и поставила ее греться на огонь. Когда вода вскипела, она поставила на стол перед мужем и Марком две чашки и набросала на дно размельченные кусочки разных душистых трав, после чего все залило кипяток. Запах от травяного чая был невероятно хорош.
Ружье, из которого Луис стрелял, а затем просто целился в Марка, теперь стояло у дверей, подпирая стену. Кроме него в доме больше не было оружия, не считая вил, ножа и топора.
- Благодарю вас, эсель, - сказал Марк, после чего глубоко вдохнул полной грудью аромат чая.
- "Эсель"! Жена, ты это слышала? - усмехнулся Луис. - А меня он называет "кассом".
- Рада вам услужить. К нам не так часто заглядываю гости, - улыбнулась Марку Луиза, ставя на стол еще и тарелку с выпечкой, после чего хмуро посмотрела на своего благоверного. - Тебе бы не мешало поучиться у нашего гостя манерам.
- Да ладно тебе, - отмахнулся Луис. - Иди лучше принеси нам табачку. - Как только Луиза отдалилась в смеженную комнату, Луис наклонился над столом поближе к Марку и, сжав крепко ладонь в кулак, произнес в полголоса: - С ними надо построже, а то быстро потеряешь над ними контроль. Ты женат Марк Уотер?
- Нет, Луис.
- Вот это правильно. Имей я возможность вернуться в прошлое, тоже бы не женился никогда.
Марк усмехнулся над словами хозяина фермы и пригубил из своей чашки.
Луиза была молодой и красивой женщиной, а беременность придавала ее лицу не только здоровый румянец, но и сильную внутреннюю энергию, что прибавляла ее природным данным еще некую дополнительную привлекательность. В то же время, Луис был далеко не красавцем - он был слишком худ, от чего его костлявые плечи четко прорисовывались из-под старенькой рубахи. Кожа на его лице была тонкой и покрытой пятнами, вдобавок на его щеках росла бородка и усы, которым явно не хватало густоты для создания более мужественного образа.
Откусив кусок от печенья, и запив его травяным чаем, Марк поспешил похвалить хозяйку за ее кулинарные таланты.
- Такого угощения вы уже нигде не попробуете, - гордо произнес Луис. - Это семейный рецепт, а Луиза его единственная наследница, так как среди ее рода больше не осталось представительниц женского пола. И если нашим первенцем станем мальчик, и последующие отпрыски будут иметь лишний пальчик между ног, то этот рецепт канет в лету навсегда.
- Надеюсь, такое не произойдет, - высказал свое мнение Марк. - Жаль было бы не сохранить рецепт столь вкусного угощения.
- Мне нет дело до рецепта, - отмахнулся от слов Марка глава семейства. - Мне важнее всего наследник, которого я смогу учить настоящему мужскому делу.
- Ты ведь сам хотел дочь! - подала голос Луиза из соседней комнаты.
- Молчи, женщина! Не было такого!
- Вот трепло!
- Да помолчи же ты! - прокричал Луис и для весомости ударил кулаком по столу, после чего взглянул на Марка и досадно покачал головой. - Вот родит она, тогда я устрою ей такую взбучку, а то она уже позабыла вкуса мужских тумаков.
Луиза принесла мешочек с табаком и несколько сухих листьев гигантского дуба. Скрутив себе самокрутку, Луис поднес ее кончик к зажженной свечке, медленно принявшись ее раскуривать. Дым заклубился перед его лицом, от чего его лицо в полутьме дома поплыло и растворилось.
- Угощайся, - прокашлявшись, Луис принялся отмахиваться от густого дыма рукой.
- Благодарю, но я не курю. Бросил, очень давно.
- Давно? В десять лет, что ли?
- Нет, десять лет назад, - ответил каламбуром Марк.
- А для меня нет в жизни большего счастья, чем курево.
Марк покосился на Луиса, затем на его беременную жену. Похоже, хозяин фермы не слишком заботился о здоровье своего будущего наследника.
- А как же самогон? - подала голос Луиза.
- Да, - щелкнул пальцами левой руки Луис и кивнул. - Курево и самогон. Осенью я гоню его из разных овощей и фруктов, а зимою я им согреваюсь. К началу весны у меня уже ничего не остается. Так что, извини, угощаю я тебя только чаем, а не чем-нибудь покрепче.