Зимний человек неуклюже шагнул к нему. Оливер машинально подался вперед, чтобы помочь, руки скользнули по ледяной поверхности. Он еле сумел придержать Фроста под мышки. Тело его было таким холодным, что прикосновение обжигало. Казалось, до сих пор лишь страх и ярость удерживали пришельца на ногах, и вот теперь это создание, называвшее себя Джеком Фростом, — чудовище или миф — покорилось изнеможению и боли.
— Черт! — выругался Оливер.
Ладони болели. Он развернулся и прислонил Фроста к стене.
— Тебе придется постоять здесь. Вот тут, пока я не найду… Ну, не знаю, перчатки или что-то в этом роде. Минутку. Одну минуточку. Я скоро вернусь. Клянусь тебе.
Морозное дыхание участилось, но Фрост открыл глаза, все еще светившиеся синим ледяным блеском, и кивнул.
— Иди. Скорее. Доверяюсь тебе. Как твое имя?
— Оливер, — быстро ответил он. — Оливер Баскомб.
— Поспеши, Оливер. Времени мало. Пока я здесь, с тобой, ты тоже в опасности.
«Звучит неважно, — подумал Оливер, — но иного выхода нет». Отступив от Фроста, он подул на обмороженные руки, потер их друг об дружку. К ладоням вернулась чувствительность, а вместе с нею и боль. Все это, несомненно, происходит наяву. А значит, опасность — тот самый Сокольничий, о котором говорил Фрост, — тоже настоящая.
Оливер осторожно открыл дверь и ступил в коридор. Там было темно. Горела лишь лампа в углу, напротив дверей в столовую, да светились оранжевые огоньки рождественских гирлянд на окнах. Закрыв за собой дверь, он бросился бежать по коридору, пытаясь делать это как можно бесшумнее.
Оказавшись в фойе, Оливер с облегчением вздохнул. В доме стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь громким тиканьем высоких напольных часов. Он тихонько отворил дверцу большого гардероба, встроенного под главной лестницей. Ему понадобилось не больше секунды, чтобы найти пару толстых лыжных перчаток и шерстяной шарф в красно-сине-желтую полоску.
— Эй! Оливер, это ты?
Выронив перчатки и шарф, он попятился от шкафа, словно вор, застигнутый на месте преступления. На верхней площадке лестницы стояла Колетт, выглядевшая совсем по-девчоночьи в своей красной хлопчатобумажной пижаме.
— Эй! — Она сонно улыбнулась. — Что это ты там делаешь?
— Ничего, — ответил он (быть может, слишком поспешно).
Сверху Колетт не могла увидеть, что именно брат ищет в шкафу.
— Просто хотел найти свою старую кожаную куртку. Что-то давно ее не видел.
— В такой поздний час? — с сомнением в голосе спросила Колетт. Даже при тусклом свете он различил ее улыбку. — А может, ищешь рождественские подарки? Мне казалось, ты перерос это занятие классе в восьмом.
Он издал нервный смешок.
— Кажется, в двенадцатом… Нет, правда, я вспомнил, что давно не видел эту куртку. Не мог заснуть, вот и…
— Вполне естественно, ты нервничаешь. У меня есть снотворное, дать тебе?
— Благодарю, не нужно. Все в порядке.
Колетт еще долго молча стояла на лестнице. Она была его старшей сестрой и знала брата достаточно хорошо, чтобы почувствовать, что происходит нечто большее, чем он готов рассказать. Оливер понятия не имел, о чем она думает. В конце концов Колетт потянулась, зевнула, и момент был упущен.
— Ну ладно. Я просто хотела пожелать тебе спокойной ночи. Не сиди допоздна. Джулианна может обидеться, если ты уснешь перед алтарем.
Оливер тихо рассмеялся.
— Выпью горячего молока, поем крекеров и лягу.
— Ты — и крекеры! — повторила Колетт, смешно пожав плечами. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сестренка.
Она помедлила еще мгновение, потом в последний раз бросила взгляд вниз.
— Олли! Если ты действительно чувствуешь себя так… так, будто идешь в какую-то тюрьму… не забывай, что тебя никто не принуждает. И если передумаешь, можешь положиться на меня, так и знай. Что бы ты ни решил — я тебя поддержу.
Он улыбнулся:
— Спасибо, Летти. Спасибо. Я люблю тебя. Иди спать.
Она кивнула и тут же исчезла в темном коридоре, выходившем на верхнюю площадку. Оливер ждал целую минуту, желая убедиться, что она ушла. Потом наклонился за упавшими перчатками и шарфом. Вытащил из пластикового чехла толстую зимнюю куртку, быстро напялил ее на себя, надел перчатки, обмотал шарфом шею.
