- Ты действительно готов пойти на это, Чарльз? Это очень благородно с твоей стороны, но мне так больно слышать об этом. - Ее голос дрожал от волнения, и мне показалось, лорд Линчмер тоже был растроган, хотя и делал усилия, чтобы скрыть волнение.
- Да, да, дорогая, все решено, обо всем договорились. Ведь другого способа просто не существует.
- Нет, ведь есть еще один.
- Эвелин, я тебя никогда не покину, слышишь, никогда! Все будет хорошо, поверь, все обязательно образуется. И, конечно, сам Бог помогает нам: ведь он вкладывает в наши руки такой замечательный инструмент!
Мне стало неловко: я почувствовал, что они совершенно забыли о моем присутствии. Но лорд Линчмер внезапно вспомнил обо мне и о моей работе.
- Я хочу, доктор Гамильтон, чтобы вы целиком были в моем распоряжении. Я хочу, чтобы вы отправились со мной в небольшое путешествие. Вы должны всегда быть рядом и обещать делать все, о чем я вас попрошу, не задавая никаких вопросов, хотя это и может показаться вам странным.
- Пожалуй, это довольно большие требования.
- К сожалению, я не могу объяснить точнее: я и сам не знаю, как пойдут дела. Но можете быть уверены, что вас не попросят совершать что-то безнравственное. Обещаю, что когда все будет кончено, вы будете гордиться тем, что участвовали в таком деле.
- Если все хорошо кончится, - прошептала леди Росситер.
- Совершенно верно, если все это хорошо кончится, - подтвердил лорд Линчмер.
- А ваши условия? - спросил я.
- Двадцать фунтов в день.
Я был изумлен, услышав сумму, и, наверное, это было написано у меня на лице.
- Вероятно, когда вы прочли объявление, вас поразило столь странное сочетание необходимых качеств, - продолжал лорд Линчмер. - И, разумеется, такие разносторонние таланты должны цениться высоко. Не скрою, ваши обязанности могут быть весьма трудными и даже опасными. Кроме того, возможно, через день-два все кончится.
- Дай-то Бог! - вздохнула его сестра.
- Итак, доктор Гамильтон, могу ли я рассчитывать на вашу помощь?
- Без сомнения, - заверил я. - Вы только должны рассказать, в чем состоят мои обязанности.
- Первое, что вам придется сделать, - это вернуться домой. Приготовьте все, что может вам понадобиться, для небольшого загородного путешествия. Мы отправимся прямо сегодня в 3.40 с Паддингтонского вокзала.
- А куда нам нужно ехать?
- До Пэнгборна, Ждите меня у кассы в 3.30. Билеты будут у меня. Всего доброго, доктор Гамильтон! И, кстати, посоветую вам захватить с собой две вещи, если, конечно, они у вас есть. Первое - коробку для жуков, а второе палку, и чем толще она и тяжелее, тем лучше.
Как вы легко догадаетесь, мне было над чем поразмыслить после того, как я покинул дом на Брук-стрит. Наконец я отправился на встречу с лордом Линчмером на Паддингтонский вокзал. Вся эта фантастическая затея не выходила у меня из головы; мысли теснились, обгоняя друг друга. Я придумал тысячу объяснений, одно другого невероятнее. Однако я чувствовал, что истинная причина может оказаться еще неправдоподобнее. Наконец, я бросил все попытки объяснить происходящее и сосредоточился на том, чтобы в точности выполнить указания лорда Линчмера. Итак, держа в руках саквояж, коробку для коллекции и увесистую трость, я дожидался у кассы Паддингтонского вокзала, когда появился лорд Линчмер. Он был еще ниже ростом, чем я полагал, хрупкий и несколько болезненный. Он заметно нервничал - даже больше, чем утром. На нем было длинное свободное пальто с поясом, и я заметил, что в руке он сжимает тяжелую трость.
- Я купил билеты, - сказал он, шагая по платформе. - А вот и наш поезд. У нас отдельное купе - по дороге мне нужно с вами уточнить кое-что.
Все, что он хотел уточнить, могло уместиться в одной фразе: я обязан помнить, что нахожусь здесь для его охраны и не должен отходить от него ни на минуту. Он повторял это во время всего нашего путешествия с настойчивостью, которая лишний раз убеждала, что нервы у него вконец расстроены.
- Да, - сказал он, наконец заметив мои взгляды, - да, доктор Гамильтон, я действительно нервничаю. Я ведь всегда был не храброго десятка, и робость моя - следствие слабого здоровья. Но душой я человек твердый и могу смотреть в лицо опасности даже тогда, когда и более хладнокровный наверняка спасовал бы. И я сейчас поступаю отнюдь не вынужденно, а из чувства долга, хотя, без сомнения, иду на отчаянный риск. Если дело обернется плохо, я вполне могу претендовать на звание мученика.
