Сам Оуэн остался в Миссии. Он хотел встретить курьерский корабль на посадочной площадке.
Сестра Марион поскользнулась на слякотной тропе. Мун поддержал ее, но, получив в благодарность свирепый взгляд, мигом отдернул руку. Монахиня в сотый раз вынула из прохудившегося рукава драный носовой платок и утерла мокрое лицо.
— Терпеть не могу джунгли, — проворчала она. — Стволы у деревьев черные, как головешки, а листья и трава красные, ровно кровавые потроха. Не говоря уже о вонище!
— Опавшая листва, перегнивая, удобряет почву и дает новую жизнь, — заметил Мун.
Сестра Марион фыркнула:
— Ага. «Даже самая дивная роза корнями растет из навоза». Знаю, все я знаю. Дождь, вонища и джунгли, с виду смахивающие на скотобойню. Не удивительно, что сюда приперлись именно мы: черта с два удалось бы найти других таких дураков.
— Мы почти подошли к месту аварии, — примирительно сказал Мун. — Теперь уже совсем близко.
— А я тебя об этом спрашивала? — рявкнула сестра Марион.
— Я подумал, может быть, тебе интересно, — спокойно отозвался Мун. — Это на прогалине, прямо перед нами.
— Ненавижу дождь, — пробурчала монахиня, глядя на землю. — Никогда его не любила.
Наконец они вышли на поляну. Когда все подтянулись и огляделись, растерянные и сердитые взгляды прокаженных обратились к Муну. Проплешина, поросшая алой и багровой травой, решительно ничем не отличалась от множества других, попавшихся им по дороге: никаких признаков разбившегося звездного корабля на ней не было. Сестра Марион медленно повернулась к Муну. Вид ее не сулил ничего хорошего.
— Если ты хотя бы заикнешься насчет того, что сбился с пути, я дам тебе такого пинка по заднице, что все твое дерьмо выскочит через уши. Что, кстати, пойдет на благо твоей душе, если таковая у тебя имеется.
— Не стоит горячиться, — невозмутимо отозвался Мун. — Место то самое, мы не заблудились. А корабля не видно потому, что все обломки поглотили джунгли.
— Будем надеяться, что еще не переварили, — буркнула монахиня.
Неожиданно она пошатнулась, непроизвольно потянулась рукой к голове, но усилием воли заставила себя остановиться. Затянутая в перчатку рука сильно дрожала, но все сделали вид, будто ничего не заметили.
— Так сразу корабль не откопаешь, на это потребуется время, — осторожно промолвил Мун. — Почему бы тебе, сестра, не найти тут поблизости сухое местечко да не присесть? Ты ведь, надо думать, устала.
— Видишь ли, хайден, я умираю, а это занятие утомительное, — отозвалась сестра Марион, медленно покачав головой, и осторожно присела на полусгнивший древесный ствол.
Мун жестом отослал прокаженных, и они отошли подальше, чтобы оставить его и монахиню наедине. Марион тихонько вздохнула:
— К чему катится мир, если единственным, с кем я могу поговорить на пороге смерти, оказался чертов хайден? Мать Беатрис слишком занята, у Охотника за Смертью свои проблемы, а остальные прокаженные... они слишком боятся меня. Так что остаешься только ты.
— Зато я всегда в твоем распоряжении, — отозвался Мун. — Так же как и вся заложенная в меня информация.
Долгое время сестра Марион молча смотрела на мокнущую прогалину, прислушиваясь к монотонному шепоту дождя.
— Я знаю, что мне не пристало давать волю горечи, — промолвила она наконец, — но вот надо же, ничего не могу с собой поделать. Работы здесь остается непочатый край, а проследить за тем, чтобы все было исполнено как следует, скоро будет некому. Ну кто, спрашивается, приглядит без меня за Беа и не даст ей загнать себя до смерти?
— Я остаюсь здесь и пригляжу за ней, — пообещал Мун. — Но и тебе не пристало сдаваться недугу. Ты ведь воительница, сестра Славы.
— Я прокаженная и всегда знала о том, что это — смертный приговор. Просто мне казалось... что у меня еще есть время. Мы все умираем здесь, Мун. Ты не должен винить себя, что не можешь спасти нас так, как спас нашу Миссию.
— Да я-то как раз ни в чем себя не виню, — промолвил Мун. — Такого рода терзания — это больше по части Оуэна.
При этих словах и он и она ухитрились изобразить по слабой улыбке.
— На мой взгляд, это несправедливо, — продолжил Мун. — Мы отразили армии хайденов и гренделиан, но не можем исцелить тебя от дурацкой хвори.