Для Орнольфа этого оказалось вполне достаточно, чтобы всерьез задуматься: кто же такой воспитанник наставника Сина – чудо или чудовище?
…Дома лазали по скалам за птичьими яйцами, по самым крутым склонам, как можно выше – на одних пальцах и чтобы без всякой ворожбы. Тяжеловат был Дигр для такой забавы, но старался не отставать. А когда оказались они на вершине вдвоем, ухмыляясь, спросил у Орнольфа:
– Любишь красивых мальчиков? Ну и как тебе твой малыш, лучше Хапты, а, братец?
Прошлогоднюю хуналандскую добычу Орнольфа так и называли здесь – Хапта, пленница.
Орнольф сначала не понял. То есть совсем не понял, и Жирному Псу надо было бы воспользоваться этим, сбежать пока есть время. Ну, или потом, несколькими мгновениями позже, когда Орнольф повторил про себя и осознал смысл вопроса и оцепенел, даже моргнуть не мог. Слова родились раньше, чем ожило тело. «Несрезанный колос полей Эгира», «скользкая рыба вереска», «пожиратель волчьих лакомств» – Дигр в свою очередь обалдело зашлепал губами.
– Убирайся к закатным водам! – пожелал ему Орнольф напоследок, ударом кулака отправляя брата вниз со скалы и искренне, от всей души надеясь, что тот сломает шею, упав на камни внизу.
Но Дигр переломал только руки и ноги.
Он должен был убиться. По всем законам мироустройства, по всем законам справедливости обязан был разбиться насмерть… А ему повезло, неслыханно, как везет раз в жизни и то не всем.
Ну а потом вмешался Диан Кехт, Бань-цяо , как называл его Син, добрый бог Аушаутс , – сколько еще имен у него, божественного врачевателя? – никогда не оставляющий без внимания учеников Ниэв Эйд. И уже к исходу лета Жирный Пес был здоров.
Орнольфу же отец задал такую трепку, что пришлось вмешаться матери, чтобы разъяренный Гуннар не убил сына.
Хапта потом плакала над Орнольфом, осторожными пальчиками нанося на раны прохладную мазь. Орнольф хотел объяснить ей, что лечить его не надо, что он исцелится сам, он умеет, но вместо этого заснул, убаюканный ее голосом и лаской.
Дигр сошел с ума. Может ли сойти с ума тот, кто учится в Ниэв Эйд? Наверное, да. Дигр же сошел.
Надо ли говорить, что этим летом они не ходили с отцом в Хуналанд?
Лучше бы их отдали на воспитание кому-нибудь из ярлов отца, как троих младших братьев. Да, так было бы лучше. А еще хорошо было бы всегда оставаться в Ниэв Эйд. Только как тогда ходить в походы? Викинг не может все время сидеть на берегу, потому что какой же он тогда викинг? А вот уехать жить к любому из ярлов Гуннара Орнольф готов был когда угодно. Он любил отца, он ревновал его к Дигру, но что же делать, если так сложилось, если из двоих сыновей только одного признает конунг сыном?
Четыре зимы назад наставник Сэйд, тот, что когда-то забрал Орнольфа из-под священного дуба, говорил, что Гуннар одинаково любит обоих старших сыновей. Что Орнольф слишком мал, чтобы судить верно, слишком мал, чтобы понимать. Что так часто бывает – близнецы ревнуют друг к другу отца и мать. Что это проходит…
Теперь Орнольф уже не пошел бы к Сэйду за советом. Потому что… ну, о чем спрашивать пусть даже и мудрого наставника? Почему мой брат, так похожий на меня, стал хуже врага? Почему мать, голосом холодным как замерзающая вода, сказала отцу, что попросит помощи рун, и Гуннару не поздоровится, если он еще хоть пальцем тронет ее сына? Как будто Дигр не был ей сыном… Как будто Орнольф не был сыном Гуннара.
Слов, всегда легко и складно приходивших на язык, сейчас было не отыскать. Умение задавать вопросы оставило Орнольфа. А наставник Сэйд даже не поинтересовался, как прошло лето, он сразу отправил Орнольфа к наставнику Сину.
Тот, конечно, уже все знал.
Так и вышло, что после долгой разлуки в Ниэв Эйд встретились другие Альгирдас и Орнольф, совсем не те, что распрощались здесь же четыре месяца назад.
Где располагался Ниэв Эйд, не знал, наверное, даже Син. Но попасть сюда, в землю вечных весны и лета, можно было из нескольких святилищ, одно из которых находилось недалеко от дома Орнольфа. Хельгу из его краев добираться было куда как дольше.
Он и вернулся позже.
И так же, как в прошлом году, Дигр успел встретить его раньше, чем Орнольф.
