До Талсбурга добрались на седьмой день. Солнце клонилось к закату, что было двум путникам только на руку. Венельда, вроде, разыскивал кто-то, да и Тур наследил в городе изрядно. Вельда, Лея, ещё, может, кто, почём знать? Посоветовавшись, решили темноты дожидаться. Благо, до гуртовой таверны можно было не только по главному тракту доехать – от болот вела к ней тропинка, дочери Гурта за ягодой туда бегали. В саму таверну соваться тоже не стали – мало ли. Расположились на сеновале. Венельд будто домой вернулся! Тут ему всегда были рады.
Глубоко за полночь, когда большая часть постояльцев разошлась по комнатам, Венельд натянул плащ, накинул широкий капюшон и, наказав Туру и Дарвелу ожидать, отправился в таверну. Гурт протирал дубовую стойку расшитым по краям полотенцем. В просторном зале пахло мясом, лепёшками, элем. За дальним столом, уронив голову на руки, дремал одинокий путник. При виде Венельда Гурт отложил полотенце, шагнул навстречу. Широкое лицо стало обеспокоенным, да и было с чего, выглядел парень – краше в землю кладут.
– Ранен никак?
Венельд поморщился, отмахнулся, хоть и приятно было, что прежде всего не о деле спросил Гурт, а о нём побеспокоился.
– Выследил я ваших… похитителей. Главаря с собою привёз, он на сеновале дожидается.
Хозяин таверны ухватил парня за локоть, заглянул в лицо:
– А девчонка?
Венельд замялся:
– Тут такое дело… Я и сам до конца не понял.
– Веди! – нахмурился Гурт.
По дороге к сеновалу охотник вкратце рассказал о произошедшем. Кулаки у Гурта так и чесались, но срывать злобу на Туре он всё же не стал, внял венельдовым уговорам. От двери сразу шагнул к разложенным на соломе корягам, наклонился, потрогал, покачал головой – дела… Тур молчал, глядел виновато.
Никто из мужчин не заметил, как отворилась дверь, и влетела Герта – стянутые в узел волосы растрепались, лицо отчаянное, на щеках слёзы. И откуда прознала? Не разобравшись, бросилась на Тура, норовя выцарапать глаза, – Венельд с Гуртом едва оттащили. Дарвел кричал, хлопал крыльями – в пути он успел попривыкнуть к наёмнику и теперь волновался. Гурт отвёл несчастную женщину в сторону, приобнял за плечи, заговорил тихо и убедительно. Та сперва всё оглядывалась на Тура, но как про коряги услышала, затряслась, закричала, бросилась было к ним, – Гурт удержал, вновь зашептал что-то. Она будто не слышала, плакала только, потом головой закивала, вытерла слёзы, сняла с пояса мешочек. Внутри зазвенели монеты.
– Вот плата, парень, – Герта шагнула к Венельду, протянула руку. Пальцы её дрожали. Охотник помедлил было, но она потянула его за рукав, вложила мешочек в ладонь. – У меня остановишься – выспаться тебе надо, раны подлечить, – она покосилась на Тура. – И этот тоже. Отмоетесь, в себя придёте, дальше видно будет.
Представив чан с горячей водой, вкусную домашнюю еду и чистую постель, охотник только и сумел благодарно кивнуть.
– Проводить вас? – предложил Гурт. – Венельд-то плох.
Герта отмахнулась:
– Этот вон поможет! Лоб здоровый, доведёт.
– Лошадей у меня оставьте, тут на них никто и внимания не обратит. И… это тоже, – покосился он на коряги. – Я пригляжу.
Герта кивнула – Гурту она доверяла. А затем они с Туром подхватили грезящего о еде и постели Венельда под руки и вывели его в ночь…
Венельд открыл глаза и уставился на бревенчатый потолок, не сразу сообразив, где он и что с ним. Отдохнувшее тело нежилось на чистой постели, под мягким стёганым одеялом. Голова болела, но уже почти не кружилась, и свет более не раздражал глаза. Рана на бедре, промытая и зашитая ловкими руками Герты, тоже не слишком беспокоила – теперь заживёт!
Хлопнула дверь, раздались негромкие лёгкие шаги, и у постели возникла Тиша, заглянула в лицо лежащему, завопила звонко:
– Мам, он проснулся!
Венельд поморщился – громкие звуки по-прежнему причиняли боль.
– А ну брысь отсюда, егоза! – тут же погнала её Герта. Она подошла неспешно, склонилась над парнем, деловито пощупала лоб, улыбнулась одними глазами, собрав в уголках морщинки. – Ну, вот и жар спал. На поправку идёшь. На-ка вот, выпей!
Венельд послушно высвободил из-под одеяла руку, принял пузатую глиняную кружку, над которой поднимался ароматный вкусный пар. Пахло какими-то травами, но какими, он не сумел определить. Подобная забота была ему в новинку – привычнее было отлёживаться где-нибудь подальше от людских глаз, ждать, когда затянутся раны.
