Это послужило сигналом для остальных, и они тоже внезапно потеряли ко мне интерес.
— Лидия, проводи молодого человека к выходу, — махнула изящной рукой темноволосая подруга Грэгори.
Уже будучи на полпути к свободе, я не удержался и окликнул Амаранту, надеясь, что она составит мне компанию вместо Лидии. На свою беду, я не просто назвал девушку по имени, а произнес его уменьшительный вариант. Откуда мне было знать, что так ее звал лишь я один, а вампиры, как на грех, оказались проинформированы на эту тему?
— Эмми, — позвал я шепотом, но у вампиров отменный слух, и меня, конечно же, услышали.
Все тут же застыли. Лидия остановилась и оценивающе посмотрела на меня. Дитрих растянул губы в такой ласковой улыбке, что мне стало не по себе. Вампир с серыми глазами окончательно потерял интерес к происходящему и даже отступил на несколько шагов назад, будто подчеркивая, что не хочет иметь со мной ничего общего. На Эмми страшно было смотреть, такой испуганной она выглядела. А Грэгори напрягся в своем кресле, его глаза стали холодными, как два кусочка льда, и лишь рука молодой «испанки» удерживала его от броска. Я вдруг понял, что совершил непоправимую ошибку, но только еще не знал, какую именно.
— Разве я не учила тебя, солнышко, что обманывать нехорошо, — глядя на Амаранту, тоном заботливой матери произнесла подруга Грэгори.
— Вы все неправильно поняли, — испуганно пробормотала Эмми, но ее реплика прозвучала неубедительно.
— Неужели? — ласково пропел Дитрих, довольно поглядывая в мою сторону. Я неожиданно почувствовал себя аппетитным блюдом для изголодавшегося путника.
— Кто он? — наконец подал голос Грэгори; его слова прозвучали, как раскат грома.
Захотелось раствориться или хотя бы стать менее заметным. Но, увы, все внимание вампиров теперь было сосредоточено на мне, что, согласитесь, немного беспокоило.
— Уже никто. Он не имеет для меня никакого значения. Я так ему и сказала, — скороговоркой выпалила Эмми, опасаясь даже посмотреть на меня.
Грэгори перестал слушать ее уже слове на третьем; вместо этого он заинтересованно разглядывал меня, а я изо всех сил мечтал стать невидимкой.
— Влад Климентьев, полагаю? — вампир обратился ко мне напрямую, игнорируя все еще что-то мямлившую Амаранту.
Я не смог выдавить из себя ни слова, поэтому просто кивнул. Да и что толку отпираться, он, кажется, и так не нуждался в подтверждении. Снова наступила гнетущая тишина, в которой, вполне вероятно, решалась моя судьба.
— Чем же мы обязаны столь неожиданному визиту? — самым вежливым образом поинтересовался Грэгори.
Так как я продолжал молчать, не зная, что ответить, он перевел взгляд на Амаранту.
— Он приехал, чтобы увидеть меня, — бесцветным голосом произнесла Эмми. Надо сказать, она вообще выглядела как обреченная на казнь без права на помилование.
— Ну и как, увидел? — Вопрос снова был адресован мне и прозвучал более зловеще, чем предыдущий.
Уже не надеясь на то, что я отвечу, Грэгори встал и подал знак Дитриху. Мои руки мгновенно оказались заведены за спину. В комнате находилось шестеро вампиров, и я в лучшем случае мог рассчитывать на посильную поддержку лишь одного из них. Ситуация была предельно ясна, и я, кажется, впервые за этот вечер по-настоящему испугался.
Уже через несколько секунд Дитрих волок меня по коридору куда-то вглубь подвала. Скоро мы очутились в убого обставленной комнате. По центру сиротливо стоял единственный железный стул, намертво привинченный к полу. Стены оказались не просто голыми, на них не было ни обоев, ни краски — только потрескавшаяся штукатурка. Не церемонясь и сопровождая свои действия ощутимыми ударами под дых, Дитрих усадил меняна стул, а руки сковал за спиной наручниками.
Пока сбившееся дыхание медленно восстанавливалось после грубых действий Дитриха, в комнату подтянулись остальные.
— Сказать по правде, я не ожидал вас когда-либо здесь увидеть, — похоже, к Грэгори снова вернулось самообладание. — Мне казалось, что вы должны быть несравнимо умнее. Но, признаться, я рад, безмерно рад, что мне выпала честь познакомиться с вами.
Как у него только скулы не сводит от этой вежливой улыбки? В каждом слове и жесте Грэгори было столько снобизма, что я почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Есть ли в этом мире что-то более ужасное, чем светская беседа с «первым» вампиром?
