На пути домой я испытывал такой избыток адреналина, что, когда нам надо было сделать пересадку с самолета на самолет в Канзасе, я вышел из самолета, нашел укромное место в зоне посадки пассажиров и побегал перед терминалом.
В следующий понедельник студенческая газета Университета штата Оклахома опубликовала фотографию, на которой Дэйв, Андре и я праздновали успех на чемпионате. Мы стали тремя национальными чемпионами из Оклахомы.
Через две недели после чемпионата Национальной ассоциации студенческого спорта Американская федерация борьбы предложила мне представлять США на соревнованиях за Кубок мира в Толедо, штат Огайо. Я уже запланировал отдых после студенческого чемпионата, но чувствовал, что после окончания сезона нахожусь в отличной форме, и ответил, что приму участие в борьбе за Кубок мира. Тренером команды, которая должна была выступить на соревнованиях за Кубок мира, был Дэн Гэбл, и я не мог не думать о том, что он меня недолюбливает за то, что два года подряд я побеждаю его воспитанников в финалах. Но Гэбл относился ко мне нормально. В моей книге я назвал его «противником», но он мне все равно нравился. Я смотрел на него как человек, уважающий всякого, кто был упрямым, несгибаемым, каковы бы ни были его симпатии и убеждения.
Когда настал мой черед выходить на ковер и бороться с русским чемпионом Вагитом Казибековым, мы проигрывали русским соревнования за Кубок мира. Я поднимался на помост, когда Гэюд сказал: «Самое время использовать нашу тяжелую артиллерию». Я победил со счетом 7:2, и все американцы, выступавшие в более тяжелых весовых категориях после меня, тоже одержали победы. Мы выиграли Кубок мира.
А я заслужил уважение легендарного Дэна Гэбла.
* * *
Успехи, которых я добился за первые два сезона выступлений в Университете Оклахомы, привели к тому, что на последнем курсе я испытывал самое сильное давление в своей жизни. Выступления в Первом дивизионе Национальной ассоциации студенческого спорта сами по себе создавали проблемы. Сезон борьбы в Первом дивизионе – самое мучительное и напряженное состязание в спорте.
Мне не нравились соревнования. Собственно говоря, заявление о том, что я ненавидел соревнования, не будет слишком сильным. Соревнования, конкуренция – худшее, что есть в мире, самое ужасное, самое мучительное из того, что мне довелось испытать. Но я борьбу я был влюблен. Мне надо было соревноваться. В противном случае я бы остаток жалкой жизни оглядывался назад и понимал бы, что не реализовал свой потенциал. Я знал: когда надо было бороться, во мне обнаружилось что-то особенное, что-то вроде дара Божьего.
Плюс ко всему этому я был двукратным чемпионом Национальной ассоциации студенческого спорта, и меня провозгласили Выдающимся борцом. Мне приходилось испытывать такое напряжение, что временами я думал: мне с этим не справиться.
Впервые в моей карьере я был уверен в том, что, добившись успеха на соревнованиях Национальной ассоциации студенческого спорта в 1982 году, я был очень хорошим борцом – за исключением первых месяцев после того, как я завоевал титул, учась в старшем классе школы. Тогда я думал, что был очень хорошим борцом. Моим самомнением озаботился Дэйв, который все лето швырял меня на маты. Дэйв был не нужен мне для укрощения гордыни при переходе на следующий курс, но он был остро необходим для того, чтобы помочь мне пройти через напряжение, которое я испытывал.
Дэйв был единственным человеком, который мог помочь мне тогда, когда я испытывал напряжение оттого, что был борцом. Если я испытывал напряжение из-за чего-нибудь, Дэйв говорил мне: «Не стоит беспокоиться». И все. Ничего более изысканного. Но если Дэйв говорил мне не беспокоиться, я переставал беспокоиться. Если бы то же самое мне сказал кто-нибудь другой, это не возымело бы действия.
Но в тот год я видел Дэйва не так часто, как мне хотелось бы. Примерно за месяц до чемпионата Национальной ассоциации студенческого спорта Дэйв женился и перебрался на квартиру к своей жене Нэнси. Мы по-прежнему встречались в борцовском зале, поскольку Дэйв помогал в качестве тренера и продолжал тренироваться для участия в соревнованиях по вольной борьбе. Но я не мог просто поболтать с ним так, как это было в те времена, когда мы жили в одной комнате в общежитии.
