Охотник - страница 5

Он кивает.

— Значит, вы, скорее, генетик?

— Нет. Время от времени я занимаюсь ДНК, но это не моя специальность. В настоящее время я работаю в области фенотипической пластичности.

Он косится на лаборантку, та качает головой, тогда он приподнимает бровь.

— Рискну предположить, что к пластику это не имеет отношения.

— Не совсем. — Я вспоминаю свой способ объяснить, чем я занимаюсь, который использую на вечеринках, и лишний раз вспоминаю, что ненавижу разговаривать о работе не с учеными. — Вы занимались спортом в школе?

— Футболом.

— Это привело к набору веса?

— Думаю, килограм десять мышц все еще со мной. — Он смущенно улыбается лаборантке.

Подозреваю, что когда они не допрашивают подозреваемых и не ищут у тех под ногтями улики, то превращаются в обыкновенных коллег со своим профессиональным юмором.

— Такое наращивание мускулов под силу млекопитающим, но не рептилиям, — продолжаю я. — Мы способны резко изменять свою мышечную массу. Когда доминантный самец гориллы получает больше корма, у него повышается тестостерон и растут мышцы и статус в группе… — Я спохватываюсь: — Не хочется вас утомлять.

Гленн мотает голой.

— Что вы, профессор, прошу, продолжайте. Это очень увлекательно.

— Так вот, фенотип — это, в сущности, определяющий нас код ДНК. Пластичность — это его изменчивость. Например, китайские дети вырастают гораздо выше своих родителей, но при этом их ДНК не меняется — в ней уже есть встроенный код, позволяющий адаптироваться к увеличению содержания белка в пище, размера матки и так далее. Или другой пример — ожирение. Мы эволюционировали в среде с ограниченным количеством калорий, поэтому теперь, если не быть настороже, масса нашего тела может утроиться. Вот вам оборотная сторона фенотипической пластичности.

— Выходит, вы ищете здесь животных, способных изменять свое телосложение?

— Да. В основном меня занимают «экс-фибии».

Я ухмыльнулся, сотню раз повторял студентам эту шутку про «бывших», всегда вызывая у них нужную реакцию — недоумение и интерес. Но эти двое смотрят на меня непонимающе.

— Это еще кто? — спрашивает Гленн.

— «Экс-фибии», или, если быть точным, головастики, — спешу я с разъяснением. — Особенно любопытны головастики древесной лягушки. Если в пруду их разводится слишком много, с некоторыми начинают происходить перемены: увеличиваются челюсти и хвост, и из травоядных существ они превращаются в плотоядных каннибалов — маленьких пираний, пожирающих других головастиков. При последующем снижении численности их челюсти и хвосты опять уменьшаются, и они снова становятся прежними счастливыми головастиками, ждущими превращения в лягушек.

Гленну требуется время, чтобы осознать услышанное.

— Интересно. Я понял, экс-лягушки. Их вы и ищете?

— Не совсем. Я изучаю создающую их среду. Не думаю, что это поведение свойственно только головастикам. Оно возможно и на уровне микроорганизмов, и в масштабе человека.

Гленн приподнимает бровь.

— Человека?

— Да. Пример этого, когда в утробе матери один плод забирает питательные вещества у другого, что ведет к разному весу при рождении. Или в случае с «исчезнувшим близнецом»: чуть ли не каждая десятая беременность — это близнецы, но один плод часто поглощает другой. Кто в этом повинен — мать? Или злой близнец? Который, получается, всегда побеждает.

В замкнутой среде, вроде пруда, один организм начинает спонтанно контролировать популяцию, после чего возвращается к нормальному размеру. При достижении популяцией определенного размера появляются сверхищники — доминантные звери на вершине пищевой цепочки: хоть крысы-каннибалы, хоть пауки или даже компьютерные программы.

— Овца, оборачивающаяся волком? — спрашивает Гленн.

Я недолго размышляю.

— Возможно. Хотя у одомашненных животных такое поведение заметить сложнее. Уж слишком они одинаковые в результате целенаправленного отбора. Но у одичавших домашних животных, например у свиней, наблюдается рост разнообразия. То же бывает и в стаях бродячих собак.

— Да, все это крайне любопытно, доктор Крей. — Он оборачивается к лаборантке. — Кэролайн, вы получили все, что нужно?

— Секунду. — Она проводит по моему большому пальцу ватной палочкой и прячет ее в пластиковый пакетик с надписью «правый большой». — Готово.