Какого…
На пороге стояла красотка, высокая блондинка, та, что сидела рядом с ним за ужином. Что коснулась его руки. Впервые за долгое время кто-то прикоснулся к нему. Она улыбалась, рука поднята, будто она хотела постучать снова. Он почувствовал будоражащий аромат, исходивший от нее.
Гриффин быстро проскочила у него между ногами и кинулась на гостью, не обратив внимания на его окрик. Та, защищаясь, вскинула руки, свитер задрался, обнажив полоску упругого живота и туго скрученный бугорок пупка. Мокрый собачий нос ткнулся в голую кожу.
Ей было явно неловко за свой испуг. Пытаясь храбриться, она наклонилась, чтобы погладить Гриффин:
– Какая ты красавица. – Но прозвучало не слишком убедительно.
Она улыбнулась, показав все свои белоснежные зубы. Посмотри на меня, говорила ее улыбка, посмотри, как я расслаблена.
– Привет. Надеюсь, вы не против моего вторжения.
– В чем дело?
Улыбка угасла. Он слишком поздно вспомнил, что она гость, что он обязан служить ей, пусть даже с ее стороны совершенно нелепо вот так заявиться к нему с просьбой после полуночи. Он попытался загладить грубость:
– Чем могу помочь?
– Я подумала, может, вы поможете нам разжечь огонь. В Охотничьем Доме.
Он уставился на нее с нескрываемым изумлением. Неужели из девяти человек никто не способен развести огонь?
– Мы пытались, – сказала она, – но как-то без особого успеха.
Она подняла руку, чтобы опереться о косяк, изогнулась, прижалась к косяку бедром. Свитер снова задрался.
– Понимаете, мы же из Лондона. Я знаю, у вас это получится гораздо лучше.
– Ладно, – буркнул он, но опять вспомнил, что она клиент. Гость. – Конечно.
Красотка явно из тех женщин, что всегда добиваются своего. Он видел, как она пытается заглянуть в коттедж. Не привыкший к подобной бесцеремонности, он шагнул вперед, перекрывая обзор, и захлопнул дверь, едва не прищемив любопытный нос Гриффин.
Она поманила его, приглашая следовать за собой. В Охотничий Дом, чтобы развести этот чертов огонь… и тем не менее. Он понимал, что на самом деле она предлагает ему. Никаких слов, но взгляд, движения…
Когда это было последний раз? Давно. Год прошел, а то и больше.
Шагая следом за красоткой, он вдыхал ее духи, их церковно-дымный запах. Для него это был запах тревоги.
Они вошли в гостиную. Он прямиком направился к камину, опустился на колени, и тут крупный парень – Марк? – встал рядом и этак по-мужски сказал:
– Зря тебя вызвали, приятель. Это все она настояла. Но у меня уже почти получилось. Дрова просто сыроваты, вот и все.
Он оглядел кое-как наваленные в камине поленья, штук двадцать горелых спичек и ничего не ответил.
– Помочь? – спросил парень.
– Нет, спасибо.
– Как угодно, приятель.
Даг посмотрел на него. Лицо парня было красным – то ли от смущения, то ли, как подозревал Даг, от злости. «А этот заводится с пол-оборота, – подумал он. – Как я сам».
Обычно гладь озера так безупречно отражает окружающий ландшафт, словно горы и деревья смотрятся в зеркало. Но сегодня поверхность мутная, слепая, в ледяных рубцах. Пожалуйста, думала я, следуя за Дагом по изгибу тропинки у воды, только не в озере. Только бы он нашел его не в воде.
Озеро – моя святыня, мой храм.
Когда я впервые вошла в эту мерзлую глубину, возвращаться я не собиралась. Это случилось в мои первые дни здесь, когда я поняла, что не могу убежать от всего. Но что-то произошло, когда одежда отяжелела, а холод сжал меня в своих объятиях. Что-то пробудилось во мне, что-то важное, не зависящее от меня, – желание бороться. Во мне внезапно заговорила сама жизнь, мощная, непобедимая. Это чувство было – да и осталось – неодолимым. Одно из редких мгновений, когда я не чувствовала, что тону.
Теперь это привычный ритуал. Проснувшись, я надеваю купальник, слитный, целомудренный – такие мы носили в школьном бассейне. Я не пытаюсь произвести на кого-то впечатление, а купальник – единственное, что я могу надеть, помимо гидрокостюма, хоть какая-то имитация тепла. Я проделываю это каждое утро, уже год. И в такие дни, как сегодня, когда температура ниже нуля, сначала нужно разбить лед и только потом войти в воду. В морозные дни холод стискивает клещами и выдавливает все мысли из головы, сердце колотится так, что вот-вот разорвется. И тогда я – это только я, и никакого давящего груза. Лишь в эти минуты я чувствую себя живой.
