Тут открылась дверь, на пороге появился Николай Сычев.
— Можно? — спросил он.
— Давай, заходи, давно ждем! — нетерпеливо махнул рукой Панков. — Что там у тебя? Как, есть?
— Есть, и хорошо есть, — Сычев сиял. — Такие четкие пальчики. Судя по этой бутылке из-под "Крем Соды", в ее распитии участвовал покойный Иван Иванович Суконин. Еще один отпечаточек указательного пальца остался на стекле машины с внутренней стороны.
— Ну, как хорошо, это стопроцентные улики! — обрадовался Панков.
— Улики, то есть, брать вот некого, — Попов почесал затылок. — Этот урод лежит в больнице, и хорошо, если не крякнет. А против других мы доказать вряд ли что сможем.
— Да, это точно, — согласился Колодников. — Даже если на бутылке будут их отпечатки, они могут сказать, что пили воду недавно, уже после того. Но у нас есть фотографии того мужика в аэропорту. Надо потихоньку сравнить их с обликом Михаила, лучше его сфотографировать.
— Да, верно, — согласился Панков, — попробуйте его щелкнуть издалека.
— Да я и так скажу, что он подходит по всем приметам под того мужика в аэропорте. Надо показать его фото тому таксисту, — предложил Астафьев.
— Дельно, — согласился Панков.
— А что там с машиной у них было? — спросил Юрий. — Почему она стояла в сервисе? Сломалась, что ли?
— Да, это тоже надо узнать, — еще раз согласился Панков, — и при этом надо бы их не спугнуть. Кто у нас сейчас свободен? Шаврин. Вот, пусть он берет свою машину, и неотступно ездит за этим самым Михаилом Пахарем.
— Один он не справиться. Это же за ним круглосуточно нужно наблюдать, — возразил начальник УГРо Касьянов. — Пусть на подсменке будет Зудов.
— Хорошо, — согласился Панков, — только пусть все это будет осторожно! А то почувствуют, что дело жареным запахнет, и рванут из города куда-нибудь к себе в Киргизию.
— В Казахстан, — поправил Попов. — Но, единственное, что я не пойму, почему они решили ввязаться в такое мутное дело?
— А вот когда будет ясен мотив, тогда мы раскроем и все преступление, — торжественно произнес ставшей банальной фразу Панков, и Юрий еле успел прикрыть рукой свою ехидную улыбку.
В это время в центральной больнице шло небольшое, родственное совещание.
— Да, хрен ли мне ты тут гонишь! — Мишка был зол, как никогда. Его красное лицо подергивал нервный тик, а движение пальцев, которыми он разглаживал свои висячие усы, быстрыми и нервными. — С чего Витьку инфаркт долбанул, просто так, что ли? Прижали они его видно, и прижали хорошо.
— Да за что прижимать? Против него ничего не было! Что его прижимать, второй инфаркт за три года.
Вячеслав был обескуражен, его красивое лицо было как никогда унылым.
— Надо сворачивать все, — предложил он. — Ничего у нас больше не получиться. Слишком большой хипишь поднялся.
— Куда сворачивать? Некуда нам сворачивать, — Мишка зло усмехнулся. — А ты что скажешь, папочка?
Третий из беседующих глубоко вздохнул, и признался:
— Как я сейчас жалею, что связался с вами. Надо же было мне быть таким дураком.
— Да это не ты с нами связался, а мы с тобой. Идея то была твоя, так что ты уж стрелки, дорогой мой, не переводи.
— Идея была хороша, только вы ее не смогли выполнить, — настаивал «папочка».
— Не все удается то, что планируется. Что-нибудь, да сорвется. Это я тебе, как профессионал говорю.
— Профессионал! — голос «папочки» звучал ехидно. — Это все твоя самонадеянность испортила, а еще жадность.
— Ладно, — оборвал их Вячеслав, — хватит собачиться. Давайте думать, что дальше делать будем.
— Прежде, всего, надо уйти отсюда, и поговорить где-то в более тихом месте, — предложил «папочка», нервно оглядываясь по сторонам. Они хоть и забились в самый конец коридора, но рядом был туалет, и больные постоянно проходили туда и обратно.
— И то верно, — согласился старший Пахарь.
Уже на ходу Михаил добавил: — Но обратной дороги у нас уже нет. Выгорит ли у нас с турбазой, это меня уже не волнует. А вот подчистить хвосты, это надо обязательно.
Примерно через час около здания прокуратуры стояла темно-зеленая «Нива» с тонированными стеклами. Братья, тихо переговаривались.
— Папашка мне что-то не нравиться. Как бы он не сдал нас, — сказал Михаил.