Барнс чиркнул спичкой и раскурил трубку. Всем своим видом он напоминал человека, которому некуда спешить и который поэтому, покончив с плотным обедом, собирается посмаковать стаканчик доброго портвейна. Однако внутри его крепкого черепа шла бешеная работа, а каждая клеточка тела была охвачена яростью — погиб один из его лучших людей.
— Митинговать не будем, — внезапно бросил он, выдохнув клуб дыма и разгоняя его широкой короткопалой ладонью. — Ступайте и отыщите мне этого подонка. Если читать газеты и, не дай бог, верить всему, что там пишут, то каждый якобы знает, почему именно в полиции терпеть не могут тёх, кто убивает полисменов. Это, мол, закон джунглей. Таков закон выживания. Полиция, мол, мстит за своего. Да чушь сплошная вся эта газетная писанина! Мы не можем допустить, чтобы убивали полисмена просто потому, что полисмен есть символ закона и порядка. Лишите общество этого символа — и улицы заполнит зверье. А зверья на улицах у нас и сейчас хватает.
Я хочу, чтобы вы нашли убийцу Риардона, но не потому, что Риардон был полисменом нашего участка, и даже не потому, что Риардон был первоклассным полисменом. Я хочу, чтобы вы нашли этого подонка потому, что Риардон был человеком, и чертовски неплохим человеком.
Поступайте, как считаете нужным, вы свое дело знаете. Жду донесений — обо всем, что удастся раскопать в наших досье, в ходе оперативных мероприятий. Только найдите его! Все.
Лейтенант вернулся в свой кабинет. Кто-то из детективов принялся листать папки, отыскивая информацию о бандюгах, питавших пристрастие к 45-му калибру. Другие взялись за папки со сведениями о ворах и воришках, которые в то или иное время могли сталкиваться с Майком Риардоном на узкой дорожке. Третьи методично сортировали карточки с приговорами, обращая особое внимание на те дела, которые вел Майк Риардон. Фостер выглянул в коридор и велел Перильо убираться домой и никогда больше не попадаться ему на глаза. Остальные детективы вышли на улицу, в том числе и Карелла с Бушем.
— У меня от него колики начинаются, — раздраженно пожаловался Буш. — Прямо Наполеоном себя воображает.
— Барнс неплохой мужик, — не согласился Карелла.
— А все равно строит из себя бог знает кого, — упорствовал Буш.
— Я смотрю, тебе все не по душе, — заметил Карелла. — Неуживчивый ты какой-то.
— Вот что я тебе скажу, — вспылил Буш. — У меня в этом проклятущем участке язва образовалась. Никогда ничего не было, а как перевели в ваш участок — сразу язва, а? С чего бы это?
Карелла мог бы назвать сотню вероятных причин, по которым у Буша образовалась язва, но сейчас вступать в пререкания ему не хотелось, и он промолчал.
— Звякну-ка я жене, — неожиданно заявил Буш.
— В два часа ночи? — изумился Карелла.
— А что тут такого? — В голосе Буша зазвучала открытая враждебность.
— Да ничего. Валяй, звони.
— Нет, что тут такого особенного, если мне хочется проверить? — настаивал Буш. И поспешно добавил: — Проверить, как она там. Заодно предупрежу ее, что у нас тут приключилось.
— Звони, я сказал.
— Какого черта, с этим убийством нас, может, сутками не будет дома.
— Вполне возможно.
— Так что, нельзя, что ли, позвонить жене и сказать, что у нас тут происходит?
— Слушай, ты что, действительно ищешь ссоры? — Карелла все еще улыбался.
— Нет.
— Тогда иди звони своей жене и оставь меня, наконец, в покое.
Они остановились у открытой кондитерской, и Буш зашел в нее позвонить. Карелла остался стоять на улице, повернувшись спиной к витрине.
Город притих. Жилые дома тянули чумазые, прокопченные сажей пальцы к мягкому покрывалу ночных небес. Время от времени в каком-нибудь туалете мелькало светом окно — словно внезапно приоткрывшийся глаз на незрячем лике спящего. Две молоденькие ирландки процокали высокими каблуками мимо кондитерской. Карелла бросил мимолетный взгляд на их стройные ножки и легкие летние платьица. Одна из девушек бесстыдно подмигнула ему, и обе подружки зашлись вызывающим смешком. А Кареллу почему-то посетило сначала смутное воспоминание, связанное с ирландской девчушкой и поднятыми юбками, и воспоминание нахлынуло и стало настолько отчетливым, что он понял, что оно таилось до поры до времени в глубинах его памяти, похоже, он где-то об этом читал. „Улисс“