Швырнул в постель и, задрав ей одежду на лицо, залез на девку, даже не разувшись. Насиловал долго. А когда встал с нее, сказал, тяжело роняя слова:
— Говно, а не метелка! Льдина! Побывал в тебе, словно в ледяной проруби пробарахтался. Кому ты нужна такая? — Дал пощечину и, застегнув штаны, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Лелька заревела от обиды, а вскоре к ней пришла Софья. Бандерша была рассержена:
— Ты как себя ведешь? Ковыряться, выбирать клиентов вздумала? Не забывайся, не на дискотеке находишься. Тут не ты музыку заказываешь, а те, кто платит. Коль выбрали тебя, ублажай, а не выдрыгивайся. На твое место имеются желающие. Они любого обласкают. Видно, мало тебя жареный петух в задницу клевал. Не ценишь того, что получила!
— Он в кроссовках в постель влез…
— Тебе не стирать! Сменят белье. А вот клиента потеряли. Его уже не вернешь. Чтоб больше такого не повторялось! Поняла меня?
— Да, конечно! Я постараюсь, — пообещала девка.
Вскоре ей перестелили постель, убрали в комнате. Лелька приняла душ и, едва вошла к себе, увидела невысокого плотного человека, потерянно сидевшего у стола.
— Дядька, ты чего, небось заблудился иль уснул?
— Не-е, ни в одном глазу! Тебя жду, чертовку! Давай развлекай меня!
— А как?
— Сбацай на столе «Камаринскую»!
— Зачем?
— Так хочу!
— А кто играть будет?
— Сама! Давай снимай балахон! — требовал клиент и, увидев голую девку на столе, требовал: — Шустри живей, телушка!
Через час Лелька чуть не свалилась со стола, загонял клиент. Потискав ее недолго, он ушел довольный, хохочущий, но ничего не оставил в Лелькином кармане. Девка едва успела привести себя в порядок и поесть. Мужики сменяли один другого. Некоторые клали деньги на стол, другие под подушку. Иные пихали под сиську. Лелька не удивлялась ничему. За месяц привыкла к притону, девкам, сдружилась с ними и вовсе забыла о родителях и Сергее. И лишь когда наступили критические дни, решила навестить бабку.
Она подъехала к дому на такси и попросила водителя просигналить трижды. На гудок выскочил отец. Увидев разнаряженую, нагруженную сумками дочь, отвесил челюсть до неприличия. Глаза, казалось, вот-вот вывалятся из орбит. Язык онемел. Ни одного слова не мог сказать.
Да и о чем говорить — он был уверен, что Лелька мертва, лежит где-нибудь на дне реки иль болтается в петле на чьем-то чердаке.
А она собственной персоной заявилась. В пушистой дорогой шубе, в норковой шапке, в высоких кожаных сапогах, при перчатках, да еще гора сумок — значит, и ему что-то перепадет. Но где взяла? — думал обескураженно.
— Ну, чё раскорячился? Иль столбняк пришиб? Иди помоги мне харчи в дом занести! Они для вас куплены! Шевелись! — торопила дочь.
Так пренебрежительно она еще никогда не говорила, и человек понял по-своему: «Знать, повезло дочке выйти замуж удачно, за какого-то богатея. Сам даже познакомиться не захотел, побрезговал. Ну и хрен с ним, мы не гордые, главное, чтоб дочь с ребенком не обижал». Заспешил навстречу Лельке, та уже несла две тяжеленные сумки в дом. Оставшиеся отец подхватил, с сумками еле в дом протиснулся.
Мать домывала полы в прихожей, бабка у печки возилась со стряпней. Обе остолбенели. Мать выронила тряпку. Бабка спешно вытирала руки о фартук.
— Лелька! Живая! Навовсе всамделишная! А то тут по тебе поминки справить хотели эти злыдни! Думали, загинула вконец бедолага! Ан Бог уберег от погибели нашу кровинку! — голосила бабка, выдав обоих родителей.
Лелька расцеловала бабку в морщинистые щеки, обняла дрожащие плечи. С матерью поздоровалась едва приметным кивком. Та хотела подойти к дочке, но раздумала, взялась за полы, а Лелька, сняв шубу, сапоги, стала разгружать сумки.
— Баб, вот этот сыр тебе. Он мягкий и очень вкусный. Никому его не давай. Вот ветчина индюшиная — тоже к завтраку хороша. Это масло вологодское — не экономь, еще привезу. Там карбонат, это шейка свиная, да, тут красная рыба — ешь на здоровье. А эти и на селедке обойдутся! Вот тебе чай цейлонский, мед туркменский. Здесь конфитюр малиновый и земляничный. Это полуфабрикат торта, на пачках написано, как готовить, мороки никакой, а вкусно! Нет, здесь конфеты и готовый торт, там мясо, гречка, то, что ты любишь. А вот тебе кофта и тапки, платок, носи, не береги на смерть.
