Затем Кайзвальтер, оставив службу в армии и работу в разведке, отправился в штат Небраска, где в течение пяти лет занимался выращиванием люцерны. Его фермерская карьера была недолгой. В 1951 году он поступил в ЦРУ и завоевал там себе репутацию, благодаря которой спустя десяток лет он появился на конспиративной квартире в Женеве.
Теннент Харрингтон («Пит») Бэгли попал в Швейцарию более традиционным путем. Бэгли был красив, образован, застегнут на все пуговицы и амбициозен, с острым аналитическим умом и социальными и семейными корнями, опиравшимися на ВМС и Принстонский университет. В то время ему было тридцать шесть. Он родился в Аннаполисе в семье вице-адмирала. Два его брата тоже стали адмиралами: один — заместителем командующего по морским операциям, другой — командующим ВМС в Европе. Его двоюродный дед адмирал Уильям Лехи возглавлял аппарат президента Франклина Д. Рузвельта в военное время.
Вместо того чтобы следовать семейной традиции, Бэгли в 1942 году, в день, когда ему исполнилось семнадцать лет, поступил на службу в морскую пехоту. После войны он посещал Принстонский университет, но степень бакалавра получил в университете Южной Калифорнии, а докторскую степень в области политических наук — в Женевском университете в Швейцарии. На службу в ЦРУ он пришел в 1950 году, в начале 50-х четыре года работал в Вене. Именно тогда он сопровождал советского перебежчика Петра Дерябина в Вашингтон, и теперь, когда его четырехлетняя командировка в Берне, где он обрабатывал письма Голенев-ского, близилась к концу, в Женеве вышел на контакт Носенко.
Кайзвальтеру и Бэгли ждать пришлось недолго. «Дня два прошло с момента моего приезда в Женеву, — рассказывал Кайзвальтер. — Однажды во второй половине дня вошел Носенко. Это был мужчина около тридцати лет, прекрасно выглядевший, темноволосый, примерно пяти футов десяти дюймов ростом, довольно мускулистый. Он очень нервничал и сразу принялся пить».
Сотрудник КГБ предложил продать информацию ЦРУ за 900 швейцарских франков, заявив, что ему необходимо вернуть эти деньги в кассу КГБ, поскольку он потратил их на спиртное. Позднее Носенко признал, что выдумал эту историю: он боялся, что предложение предоставить информацию просто так будет отвергнуто как провокация, как уже бывало порой в прошлом, когда сотрудники КГБ, действуя согласно инструкциям, делали подходы к ЦРУ.
Носенко не говорил о своем переходе на Запад. «Он хотел вернуться домой, — рассказывал Кайзвальтер. — Его дочь Оксана страдала астмой, и в кремлевской клинике, куда он имел доступ, ему сказали, что в Советском Союзе нужного лекарства нет. Мы позвонили в штаб-квартиру в США. Там никого не было. Наконец мы нашли кого-то в Голландии. Мы наняли пилота, который прилетел в Женеву и привез нужное лекарство.
Два года спустя он сказал, что это спасло ей жизнь».
Потягивая неразбавленное виски, Носенко заговорил, раскрывая информацию, которая, как он надеялся, докажет его искренность двум сотрудникам ЦРУ. Вначале он сообщил, что Борис Белицкий, известный корреспондент Московского радио, который в то время работал на ЦРУ и действовал под псевдонимом «Вайр-лес», на самом деле был двойным агентом и находился под контролем КГБ. Это разоблачение поразило Кайзвальтера, поскольку он знал, что всего два года назад Белицкий блестяще прошел проверку на детекторе лжи ЦРУ. «Оператор полиграфа сказал, что Белицкий парень что надо, — вспоминал Кайзвальтер. — По его словам, он мог бы задницей пропеть «Звездно-полосатый флаг»».
После такого «непрофессионального» заверения ЦРУ воспринимало информацию Белицкого буквально[58]. Корреспондент был завербован в 1958 году на Всемирной выставке в Брюсселе Джорджем Голдбергом, который родился в Латвии и прекрасно говорил по-русски. К 1962 году работой «Вайрлеса» руководили два оперативных сотрудника— Голдберг и Гарри Янг[59]. В подтверждение этих данных Носенко смог назвать Кайзвальтеру и Бэгли фамилии обоих сотрудников ЦРУ.
«Белицкий находился в Женеве для освещения встреч по разоружению, — рассказывал Кайзвальтер. — Улыбнувшись, Носенко сказал: «Вы не должны ничего предпринимать против Белицкого, потому что, если они что-то обнаружат, я погиб. Если они обнаружат даже то, что я здесь, я погиб»».
