— Да, но надо куда-то деть центральную звезду. С ней-то как быть?
— Взорвать.
— Как?
— Это не так сложно, как кажется. Мы здесь уже разработали несколько способов. Сложнее другое — точно подгадать момент взрыва, чтобы Солнце в конце пути оказалось в нужной точке. Этим я сейчас и занимаюсь.
— Ты уже знаешь нужную точку? — я не удержался.
— Конечно, — спокойно сказал Морис. — Мы уже ее всячески. обследовали и выяснили, что там втрое меньше вредных космических излучений, укорачивающих нашу жизнб.
— Где-нибудь на самой периферии галактики? — уточнила Рика.
— Верно, — он назвал координаты, которые были для меня пустым звуком.
— Слушай, — меня осенило, — а когда Солнце попадет туда?
— Через 5000 лет.
— Ты что, рассчитываешь прожить так долго? Бред какой-то!
— Нет, конечно, но не беспокойся — во время путешествия ничего страшного не произойдет. Жизнь будет идти своим чередом, а потомки нас оценят.
— И скажут спасибо?
— Скажут, не волнуйся.
— Морис, тысячи поколений Земли прожили в наших “скверных” условиях, они создали могучую цивилизацию, богатую духовную культуру. Наши корни, наша история неразрывно связаны с тем куском пространства, где миллиарды лет находится Солнце после своего рождения. Наша техника, как я понял из твоих слов, позволяет достигнуть той заманчивой области, а может, найти место и получше. Наверняка, там отыскалась бы какая-нибудь планета, которую можно колонизовать и заселить желающими. Разумно ли подвергать риску целую планетную систему, свою Родину, ради сомнительных преимуществ, которых, кстати, мы сами оценить не сможем… Обратного пути, очевидно, не будет, и вправе ли кто-то брать на себя такую ответственность перед потомками. Посмотри, на Земле много нерешенных проблем. Пусть я мало смыслю в науке, но я разбираюсь в вопросах культуры. И скажу прямо — наши современники духовно убоги по сравнению со своими предками. Предки умели наделять душой неодушевленное, передавать свои мысли и чувства через картины, скульптуру, музыку. Они создавали творения, в которых заключались целые эпохи. Они умели мечтать! Окружение творцов часто было злым, но они упорно работали над тем, чтобы взрастить в человеке чувство прекрасного…
Недавно я пытался найти человека, который пишет музыку сам, без помощи музыкальных автоматов. И что? Нашел. Одного! Одного на многомиллиардное человечество. Может, я плохо искал, но вывод ясен — живая музыка умирает. И не понятно, почему. Мы с удовольствием пользуемся старым багажом — музыкой, сочиненной до нас, но сами творить не хотим. Поверь, так не только в музыке… Это печально, но еще немного и никаких своих духовных ценностей наше поколение не сможет передать потомкам. Мы — общество потребителей, которые, потребляя, ничего не хотят давать взамен. Мы привыкли к благоденствию, у нас начисто пропало чувство опасности перед чем бы то ни было. Мы не хотим заниматься дальнейшим благоустройством своего дома — Земли. Ты — яркое тому подтверждение. Да и не только ты. Талантливые ученые, вы осели на Салге и развлекаетесь, вынашивая промежду прочим бредовые идеи… Так, по инерции, вы еще задумываетесь, какую пользу нашей материнской планете могут принести ваши изыскания. Но движет вами не это. Знания за ради знаний, не считаясь ни с чем! Не спорю, должна существовать чистая наука; не всегда очевидно, что пригодится нам завтра, а что послезавтра. Но когда за последние годы появилось лишь несколько десятков работ, посвященных серьезным земным проблемам, — это слишком… — Я остановился, чтобы перевести дух, и вдруг сообразил, что искусствоведу это знать не по штату: ведь я все-таки не разбираюсь в науке. “Занесло тебя, братец!”. Чтобы чем-то заполнить паузу, я взял со стола стакан и принялся жадно глотать его содержимое.
Но молчание не затянулось.
— И что же ты предлагаешь? — Морис не выглядел задетым за живое. Последним моим словам, похоже, он просто не придал значения. — Давайте все вернемся на Землю, будем ее радеть и холить, всю науку подчиним решению сиюминутных частных проблем; терзаясь муками совести, будем думать, чем увековечить себя перед потомками в культуре и искусстве — ты этого хочешь?
