Но и это кончилось. Ему показалось, что изменения в ее настроении каким-то образом связаны с сеансами психотерапии: уходя в одном настроении, она приходила в другом. Фазу ненависти сменила фаза равнодушия; Элен стала полностью его игнорировать, будто его не существовало вовсе. Это было не высокомерие монаршей особы, когда игнорирование нижестоящего все же не означало неведения о его существовании. Нет, Паркер просто перестал существовать для нее, как если бы в ее глазах образовалось слепое пятно, в центр которого неизменно попадал он.
Такое ее поведение устраивало его более всего, но потом снова все изменилось — в последнее время в ее глазах появился панический страх разоблачения, который заставлял его нервничать в ее присутствии почти так же, как нервничала она сама. Паркер пытался выяснить у Деверса и Фуско, что бы это могло значить, но оба уверили его, что Элен не способна совершить ничего такого, что могло бы привести ее в такое состояние. Например, позвонить в полицию.
— Знаете, иногда на нее что-то находит, — сказал Деверс, а Фуско прибавил:
— Элен не станет стучать, это у нее просто месячные.
Паркеру пришлось поверить им на слово, но все это ему совсем не нравилось, и, когда она вертелась около него, он с трудом сдерживал раздражение.
Как бы там ни было, скоро все кончится. Сегодня вечером он уйдет из этого дома навсегда, и пусть Элен Фуско продолжает озадачивать окружающих, его уже это не будет касаться.
Но он не предвидел, что ему предстоит еще одна, последняя беседа с ней. Сразу же после трех она вошла в гостиную и села на противоположный от него конец софы. Она курила, время от времени нервно постукивая сигаретой по пепельнице.
По-видимому, она хотела что-то сказать, но никак не могла решиться. Паркер молча ждал.
Наконец, не глядя на него, Элен спросила:
— Что будет, если что-нибудь пойдет не так?
Он посмотрел на нее. Элен не спускала глаз со стоящей на кофейном столике пепельницы, нервно стряхивая в нее воображаемый пепел.
— Что именно? — спросил Паркер. Она конвульсивно передернула плечами.
— Не знаю. Всякое может случиться. Например, раньше времени поднимется тревога. Кто-нибудь начнет проверять документы. Или еще что-нибудь.
— Мы постарались все это учесть.
— Но ведь может произойти что-то непредвиденное!
— Не исключено.
— По-моему, за это не стоит браться. Паркер смотрел на Элен и ждал, что она скажет дальше. Она сидела съежившись, нервно постукивая сигаретой по пепельнице, крепко сжимая правой рукой левое плечо как бы в попытке унять дрожь; и, хотя она, по-видимому, сейчас не испытывала перед ним такого страха, как раньше, нервничала она сильнее прежнего. Элен напоминала старую машину с испорченным двигателем: капот вибрирует, а машина ни с места.
Так как он продолжал молчать, оставив ее последние слова без ответа, она, бросив на него быстрый взгляд — глаза ее были большие, круглые и полные отчаяния — и, сразу же отведя их, вновь обратив на пепельницу, сказала:
— Возможно, это к вам не относится. По-видимому, вам нравятся такие вещи. Но Стену они не подходят. И Марти тоже. А Стену уж точно!
— Он сам решал, — ответил Паркер.
— Я не хочу, чтобы вы его в это вовлекли.
— Поговорите с ним.
— Я говорила. Давно. Дело в том... — Она замолчала, покачала головой и, нахмурившись, уставилась на сигарету, не зная, что сказать дальше. Наконец продолжила: — Ведь что будет со Стеном, если что-нибудь не заладится? Он не профессионал, вдруг он не сумеет убежать. А для него это важно, разве вы не понимаете? Марти уже побывал в тюрьме, ему это не впервые. Джек Кенгл тоже сидел. Но Стен — другое дело. Попасть в тюрьму было бы для него ужасным потрясением.
Паркер подумал, неужели она действительно верит, что есть люди, для которых тюрьма — пустой звук. Но вслух сказал:
— Наверное, Стен уверен, что не попадет в тюрьму.
— Знаю. Он считает, что стоит рискнуть, вы все уверены, что такие деньги оправдывают всякий риск.
— Может быть, так и есть.
— Почему вы?.. — начала она и снова осеклась, отчаянно покачала головой, затянулась и выпустила изо рта облачко дыма.
— Что почему?
