— Скажите мне это сами, — мягко, но настойчиво попросил доктор.
— Во мне сидит чувство, что я не заслуживаю ничего хорошего, и поэтому со мной и не происходит ничего хорошего. Я считаю, что они непременно пойдут на ограбление, и уверена, что их поймают, и я потеряю Стена. Потому что я его не заслуживаю. — Элен украдкой взглянула на доктора, на его доброе лицо, на его лысину, мерцающую в свете настольной лампы. Переведя взгляд снова на ковер, она прибавила: — Понимаю, что доля истины в моих предчувствиях есть. Но лишь доля. Марти ведь действительно поймали.
— Всего один раз, — сказал доктор Годден. — А сколько раз он совершал грабежи безнаказанно?
— Много, — ответила Элен.
Она уже привыкла говорить с доктором Годденом совершенно свободно и о чем угодно, в том числе о грабежах и других преступлениях. Словно священник, он неизменно проявлял сочувствие, ничего и никого не осуждал, никогда не склонял просто закрыть глаза на что-то. Хотя каждый раз был немного другим. Но разве кому-нибудь еще она могла сказать, что ее бывший муж — грабитель, что это стало его профессией? Большинство людей пришли бы в ужас и стали звонить в полицию и уж во всяком случае, прекратили бы с ней всякие отношения. А доктор Годден ко всему относился одинаково спокойно, без осуждения. Она могла говорить с ним обо всем, ничего не утаивая.
Вот и сейчас он спокойно увещевал ее:
— У вас нет никаких оснований считать, что они попадутся. В конце концов, все они, кроме Стена, профессионалы.
— Но даже если их сейчас и не поймают, — возразила она, прислушиваясь к своему чувству страха, — все равно ничего хорошего не будет. Стену захочется попытать счастья опять, и он станет таким же, как Марти. Или как этот Паркер.
— Понимаю, — сказал доктор Годден. — Вы боитесь, что Стен повторит судьбу вашего первого мужа.
Она поспешно кивнула, хмуро глядя на ковер.
— Многие женщины испытывали бы такое чувство, оказавшись в вашей ситуации. Но, откровенно говоря, из того, что вы рассказывали мне о Стене, у меня не складывается впечатления, что он захочет продолжить это занятие. Кто знает, может быть, это для него послужит полезным уроком и он станет лучшим мужем, чем был раньше.
Доктор Годден умеет так взглянуть на вещи, что на душе сразу же становится спокойнее. И ведь чаще всего он оказывался прав, потому что ее страхи, сомнения и предчувствия были продиктованы не чем иным, как внушенным ей в детстве комплексом неполноценности, который необходимо было изжить.
— Думаю, — сказала она растерянно, — думаю, что нам остается одно — ждать.
— Вы совершенно правы, — поддержал ее Доктор Годден.
Стен сфотографировал сейф, вынул снимок из камеры и, убедившись, что он такой же хороший, как и все остальные, вернулся к своему столу. Достал из среднего ящика конверт с другими снимками и присовокупил к ним новый, после чего положил конверт на прежнее место, а фотокамеру убрал в боковой ящик. Когда лейтенант Уормли вошел в комнату, Стен быстро печатал на машинке.
— Не усердствуйте так, — сказал Уормли, проходя мимо. — Как-никак суббота.
— Точно, сэр, — отозвался Стен. Лейтенант резерва Уормли был на два года моложе Стена. Лицо этого пай-мальчика покрывал еще юношеский пушок, а срезанный подбородок свидетельствовал о безволии. Пройдя мимо стоявших один за другим столов, Уормли вошел в свою застекленную каморку, рядом с кабинетом майора Крейтона, и снова углубился в «Сайентифик-Америкэн». Все снимки, кроме снимка сейфа. Стен сделал при Уормли, который обычно был так поглощен чтением, что не замечал ничего вокруг.
С гораздо большим пылом относился к своей работе сержант Новато — грубоватый, маленького роста крепыш, которому поручали задания, не требовавшие особой смекалки.
Зато свои обязанности он выполнял намного ответственнее, чем кто-либо другой, и даже в субботнее дежурство делал больше, чем иные за полный рабочий день. Но как раз рвение сержанта как нельзя лучше устраивало Стена. Пока Новато лихорадочно листал различные документы, выдвигая один ящик стола за другим, вытаскивал и снова укладывал бесчисленные папки, занимался какими-то расчетами, Стен спокойно себе фотографировал в противоположном конце офиса.
