Огонек - страница 2
— Сережа, Огонек я, так меня дома звали. — Это было все, что осталось в памяти. У Грача я прожил три года. Грачом и убежал от него, убежал на выстрелы орудий, доносившиеся со стороны леса: говорили, что там восток и оттуда наступает Красная Армия. Грачом и попал в детский дом…
— Ты как идешь, разве так ходят разведчики? — обрывает мои мысли Буянов. — Словно на привязи тащишься. Что тебя, на гауптвахту ведут? Предметы глазами ощупывай — все запоминай.
Буянов долго, обстоятельно и со знанием дела отчитывает меня. Это его право — он старший. А я все еще под впечатлением воспоминаний и никак не могу вникнуть в слова товарища, идущего впереди и похожего на аккуратно выточенную, машущую руками фигурку.
— Видишь сваи на той стороне?
Не сразу мне удается обнаружить сваи. Они торчат между камней как жерла орудий, с наклоном от реки. Ну что ж, пусть себе торчат, видимо, здесь намеревались построить мост, а потом передумали. Для чего нам эти сваи, и почему я должен их замечать?
— Переправляться будем, более подходящего места не найти, — спокойно продолжает Буянов, снимая со спины сложенную в «восьмерку» веревку.
Река по-прежнему грохочет и лютует. Бег ее так стремителен, что, если пристально смотреть на воду, кружится голова. Замечаю под ногами толстое полено. Беру и швыряю в воду: оно мелькнуло и исчезло вдали, за поворотом, будто его взрывом отбросило.
— Силища, а? — замечает Буянов, поблескивая глазами.
Он сбивает пилотку на затылок, хмурит густые брови, распуская тонкий канат.
— Как по-твоему, метров сорок будет?
— Будет, — отвечаю, прикинув на глаз расстояние.
— И я так думаю. Сейчас заарканим сваю, а другой конец привяжем к дереву и — перемахнем.
Буянов привязывает к веревке камень, чуть отходит от берега, размахивается. С приглушенным свистом веревочный диск прорезает воздух и точно опускается на сваю. Убедившись в прочности обмотки, Буянов подмигивает мне:
— Находчивость, ловкость — не божий дар, а прямой результат солдатского труда.
Я молчу.
— Первым будешь переправляться, — распоряжается Буянов. Он смотрит на меня испытующе. А позади нас шум, шум… Слышал я, горные реки могут быстро взбухать, даже в ясную солнечную погоду: где-то далеко, в верховьях выпадает обильный, проливной дождь, по каменистым лощинам и расщелинам огромная масса воды устремляется в русло реки и совершенно неожиданно захлестывает, заполняет низовье. Невольно смотрю в небо: облака мчатся на север.
Мой взгляд перехватывает Буянов, но ничего не говорит, только сощуривает глаза: видимо, догадывается, о чем я думаю.
— Смотри и запоминай, — коротко говорит Буянов и подходит к берегу. Он повисает спиной к воде. Под тяжестью тела канат провисает, и солдат почти касается бешено мчащегося водного потока.
— Вот так, — кричит Буянов. Проскользив метров пятнадцать, он возвращается на берег.
— Ну, как, одолеешь? Только честно, прямо скажи… Сорвешься, как то полено закрутит, «мама» не успеешь крикнуть.
«Пугает, — мелькнуло в голове. — Ничего, мы тоже не из робких». В лицо дохнуло жаром. Отчего это? Расстегиваю ворот гимнастерки, почему-то перестаю слышать шум реки.
— Только не смотреть на воду, не смотреть, понял?
Повисаю на веревке.
— Ладно уж…
И больше ничего не могу сказать. Автомат у меня на груди. Быстро мчатся облака, легкие, невесомые и далекие-далекие. Поднатуживаюсь: рывок, второй, третий — пошел. Вода холодит тело, а лицо по-прежнему горит. Очень уж длинны эти сорок метров.
— Держись, крепче держись! — кричит Буянов, но голос его кажется мне шепотом.
Поток прижимает наконец к берегу, упираюсь о скользкие камни, не решаясь выпустить веревку из рук. Подо мной земля. Промокший насквозь, сажусь возле чугунной сваи и бездумно смотрю, как перебирается Буянов.
— Ну, здравствуй, дружок! Молодец, говорю, — хлопает он меня по плечу.
А река шумит и шумит, и нет ей удержу, нет покоя.
— Полдела свалили с плеч, — Буянов надевает компас на руку. — Я буду продвигаться вперед, ты следуй за мной, смотреть по сторонам, не забывать и про тыл. Пошли.
Но я не шевелюсь. Какой-то бесенок запрыгал у меня в груди. Чего Алешка все время твердит и твердит: смотри да гляди, не забывай про тыл. Остынь, Буянов!
