Кавалерийский корпус Доватора, уже ставший 2-м гвардейским, к началу наступления был переброшен в район Кубинки. Конникам ставилась задача: отрезать пути гитлеровцам к Волоколамску. Соединения Доватора вошли в прорыв северо-восточнее Тучково и совместно с 22-й танковой бригадой действовали в направлении Апальщино, Петрово. Преодолевая глубокие снега, они громили отступающие вражеские части, дезорганизовывали их тылы. Корпус успешно продвигался на запад. И вот не стало его прославленного командира.
— Тебя, Великолепов, решили направить на похороны, — объявил мне генерал Камера. — От всех нас низко поклонись.
Утром следующего дня командиры и политработники, участники похорон, въезжали на площадь Коммуны. В ту пору она была изрыта окопами, из которых торчали стволы зениток. Рядом — блиндажи, над ними струился легкий дымок. Стоял крепкий мороз.
Здание Центрального Дома Красной Армии показалось пустынным, неуютным. Мы долго искали место, где бы погреться, пока нам не открыли небольшую комнату на втором этаже, не такую холодную, как остальные.
Вскоре привезли два гроба, в одном — генерал Л. М. Доватор, в другом — командир 20-й гвардейской кавдивизии подполковник В. П. Тавлиев, погибший в один час с Доватором. О подполковнике Тавлиеве я почти ничего не знаю, кроме того, что это был отважный, презирающий опасность смерти комдив, прирожденный кавалерист. Рассказывали, что он умел поговорить с конем. Не как все умеют: «Устал, вороной? Потерпи немного!» Поговорить так, чтобы конь каждое слово понял. Такое только хорошему человеку дано, вот что могу сказать, как долго послуживший в кавалерии.
А Доватор казался мне живым — с его задорным голосом, доброй усмешкой, кавалерийской фуражкой, которую он носил как-то особенно лихо, по-доваторски. Мы познакомились, помнится, в начале августа, работали вместе в оперативной группе при генерал-лейтенанте А. И. Еременко. Это было у станции Видино, километрах в сорока севернее Дорогобужа. Там находился тогда передовой командный пункт главкома западного направления. Среди составлявших опергруппу командиров я был единственным с артиллерийскими эмблемами на петлицах, и с легкой руки старшего группы полковника П. Ф. Москвитина за мной закрепилось — майор с пушками.
— Так ты, майор с пушками, выходит, и в кавалерии послужил? Что же спешился? — спрашивал Доватор.
Когда сходятся влюбленные в кавалерию, разговор закончить трудно. А такого-то знаешь? А с такими-то не приходилось встречаться в Пуховичах? И вот примечательно, буквально обо всех, кого вспоминали, только доброе, только с любовью говорил Доватор. Умел разглядеть хорошее в человеке, даже если оно не на поверхности.
Гробы установили на постаменте в фойе и стали драпировать красной материей, отделывать черной лентой. Откуда-то привезли цветы. Один из товарищей, сопровождавших тела убитых, рассказывает:
— Спрашиваем ординарца, китель-то где генеральский? Нету, отвечает… Три с лишним месяца назад генерала получил, а переодеться в новую форму так и не пришлось: все время в боях!
— Да, да, он такой… был, — вздыхает, подергивает усы генерал-полковник Ока Иванович Городовиков.
Похоронили отважных кавалерийских командиров на Новодевичьем кладбище. На другой день Доватору посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
Пошла последняя декада декабря — очень трудная для штабных командиров декада: кроме текущих дел надо составить полугодовой доклад наверх, кратко описать боевую работу артиллерии фронта за шесть месяцев войны. Сидим, обложившись отчетами из армий. За соседним столом — майор В. И. Ивашкевич, только что назначенный начальником оперативного отдела. Г. Д. Барсуков теперь возглавляет наш штаб, а Е. И. Гуковский отбыл к новому месту службы. Я так прикидываю, не случайно отбыл: все-таки сказалось тут скептическое отношение начарта к своей «конторе». Я его, это отношение, близко к сердцу не принимал, а у Гуковского другой характер.
В том разделе доклада, который поручен мне, отмечаю, что сейчас, в конце года, действия артиллерии противника нельзя считать активными: стрельба ведется отдельными батареями для прикрытия отхода своих войск. Преобладает методический, как мы говорим, беспокоящий огонь по узлам дорог, населенным пунктам, лесным опушкам. Ведется он без наблюдения и корректировки с наземных НП. Это подтверждается тем, что снаряды ложатся далеко от целей и при возобновлении обстрела к целям не приближаются — явная пальба наугад.
