— Это… очень великодушно с вашей стороны, сэр. Я просто вышел пропустить рюмочку… работал… и, честно говоря, я… не слишком хорошо себя чувствую… чтобы самому садиться за руль.
Я заметила у него в руке ключи от машины.
— Все… в порядке… — тщательно выговорил он, проследив за моим взглядом. — Я заберу ее… утром.
Вдруг вся моя злость испарилась.
— Вы устали, Кен, — мягко произнесла я. — А я нет. Я сяду за руль вашей машины.
Сначала его пальцы не хотели разжиматься, но все-таки он отдал мне ключи. Его глаза, темнее, чем обычно, были затуманены.
— Да. Я… устал, — произнес он.
На следующее утро инцидент не упоминался. Я увидела Кена только в середине дня, наше общение было кратким. Он потерял папку и пытался обвинить меня.
— Не делайте так больше! — вдруг закричал он, когда я со стуком задвинула ящик шкафа для бумаг. Он весь день подпирал голову рукой.
— Если вы все еще… уставший, — осторожно сказала я, — зачем вы пришли на работу?
— Что вы хотите сказать? — скрипучим голосом спросил он.
Я хочу сказать, что вчера вечером я отгоняла домой твою машину под проливным дождем, заставила дядю Фрэнка молчать об этом и сама ни словом не обмолвилась, а у тебя даже не хватает совести сказать спасибо!
— Только то, что сказала, — ответила я.
— Я пришел, — отрезал он, — по той же причине, по какой прихожу всегда. Чтобы таскать каштаны из огня.
— Это глупо. Без вас можно обойтись.
Он выпрямился, прищуренные глаза гневно смотрели на меня.
— Если вы пытаетесь быть нахальной, могу напомнить вам, что и без вас тоже!
Остаток дня мы старались не попадаться друг другу на глаза.
Тем вечером Мария не должна была ужинать дома. Саймон собирался на следующий день читать доклад в Обществе дантистов, и она предложила ему, что останется и поможет ему напечатать его, а заодно разберется со счетами. Как ни странно, мама выбрала именно этот день, чтобы навестить миссис Фрейзер, и узнала, что врач разрешил той ехать в Калифорнию. Она и мистер Фрейзер улетали через две недели.
— Я схожу вместо нее за покупками, — объявила мама. — Девушка Кена покупает вещи для Джанет, я возьму на себя внуков.
В тот момент я не испытывала особо теплых чувств к Фрейзерам.
— Не перегружай себя, — коротко посоветовала я.
Мы с Линдой мыли посуду, когда раздался звонок в дверь, и она бросилась открывать. Через секунду я услышала ее голос:
— Мам! Марии плохо!
И тут же последовал протест Марии:
— Неправда. Не надо ее лишний раз дергать.
— В чем дело, Map? — окликнула я, торопливо выходя из кухни, и застыла в холле. Одного взгляда на лицо сестры было достаточно, чтобы понять, что у нее снова мигрень, но это не имело никакого отношения к тому скачку, который сделало мое сердце. Его причиной была высокая фигура, стоящая рядом с сестрой и в данный момент отбивавшаяся от маминой благодарности.
— Ерунда, это самое меньшее, что я мог сделать.
Темные глаза озабоченно смотрели на Марию.
— Если утром тебе не будет лучше, и не думай выходить на работу. И в любом случае не волнуйся. Если что, приедешь автобусом позже.
— Ой, нет, — взволнованно ответила Мария, — мне станет лучше, как только я лягу. Честное слово!
У нее голова могла не болеть месяцами, но когда мигрень начиналась, то была весьма мучительной, как и сейчас, очевидно, потому что она наверняка ничего не говорила Саймону, пока могла терпеть.
— Вот дурочка! — с чувством сказала я, застилая ее постель. Она еще была наполовину одета, и расстройство на ее лице было лишь частично вызвано мигренью.
— О Кон, это ужасно. Я совсем ничего не напечатала из доклада — только первую страницу, но и от нее никакой пользы, я сделала столько ошибок. Я просто не видела, что печатаю.
— Не думай сейчас об этом, — успокаивала я.
Когда я спустилась вниз, Саймон как раз уходил.
— Как она? — спросил он.
— Не очень-то, — ответила я, — но сейчас она больше волнуется за твой доклад.
— Не имеет значения, — с улыбкой отмахнулся он. — Мне не впервой обходиться шпаргалкой на манжете!
И он стал спускаться по ступеням.
— Нет, Саймон, подожди! — смущенно позвала я. — Я сегодня ничего не делаю. Я могу помочь?
Он покачал головой:
