— Ты бы хоть разулся, — проворчал Ит. Стащил с себя отсыревшие ботинки, тоже поставил в угол. И пошёл следом за Ри на кухню.
Тот стоял у мойки и пристально всматривался в решётку вентиляции.
— Ау, — позвал Ит. — Спят, что ли?
— Да, как же. Сейчас… Тринадцатый, Брид, вылезайте! Хватит притворяться.
В вентиляционном коробе раздался шорох, потом решётка дрогнула.
— Сейчас, — раздался сверху недовольный голос. — Лови давай. Ноги тут все переломаешь…
— Ой, не ври, что вы шнур не взяли, — проворчал Ри.
— Взяли. Тебе охота его сматывать и обратно запихивать? Нет? Тогда лови.
Решётка, наконец, уехала в сторону, и в отверстии показалась голова Брида — подвязанные запылённым носовым платком волосы, недовольное лицо. Он высунулся чуть дальше, и тут ему, кажется, дали сзади пинка — Ри едва успел подставить руки.
— Ещё раз так сделаешь, урою, — пообещал Брид.
— А ты мне на руку наступил, когда я спал… О, Ит, здорово! — Тринадцатый высунулся из отверстия. — Хорошо, что ты добрался. Так, мы сегодня спать к тебе.
— Это почему? — ревниво спросил Ри.
— Потому что он лежит смирно, в одеяло не заворачивается и руками не размахивает, — объяснил Тринадцатый. — А ты вертишься, как бешеная юла.
— Ну, да, — Ри понурился. — Что правда, то правда. На спинке дивана они от меня уже спасались.
Оба Мотылька стояли на полу и отряхивали запылившуюся одежду. Ит присел на корточки рядом, пожал им руки. Мальчишки, как звала их покойная ныне Джессика, за прошедшие годы почти не изменились, разве что суровости на лицах прибавилось да черты как-то острее стали. А так — всё то же. Рост — семьдесят сантиметров, пропорции ближе к гермо, чем к человеку; тонкие андрогинные фигурки, и у одного, и у второго длинные волосы, у Брида — оттенка благородной меди, у Тринадцатого — угольно-чёрные… невероятные создания давным-давно умершего скульптора рауф, сумевшего соединить живое и неживое, и гениального дракона по имени Кэс, Мастера Инструментов, который сумел сделать неживые тела — живыми.
Невероятные-то невероятные, но… Например, осенью они мёрзнут. И спать любят у кого-нибудь под боком — вот только у Ри после смерти Джессики с головой стало неважно, а со сном и вовсе плохо, и был уже случай, когда он едва не пришиб Брида среди ночи… Когда батареи включат, они перетащат свою диванную подушку к батарее, но пока что спать для них — ужасное мучение.
Они маленькие. Слишком маленькие, слишком хрупкие, слишком беззащитные для этого мира. Ну, не совсем, конечно, беззащитные, но им всё-таки тяжело приходится, потому что Кэс как-то не планировал, когда переделывал тела, что им придётся уже даже не жить, а выживать в пустой квартире при плюс пятнадцати, в октябре… да ещё обогреватель, зараза, сгорел, да так, что не починишь, а к газу их Ри и близко не подпустит, потому что он ужасно за них боится.
Из-за того, что они — единственные оставшиеся от его семьи. От тех, кого он считал своей семьёй…
Давно уже нет на свете ни Мастера Криди, ни тихого Рокори; и пёс Джей, которого все так любили и который прожил тридцать пять лет, тоже ушёл туда, куда уходят все любимые животные; и Джесс нет… только они и остались. И Ри над ними трясётся, и переживает, и ревнует — пусть даже к Иту, но всё равно ревнует, потому что они уже давно часть его, как были раньше — частью её.
— Джема хотите? — предложил Ри.
— Хотим, — оживился Тринадцатый. — Ещё бы чаю хорошо. А то чахлый чихает.
— И зачем ты меня сдал? — с упрёком спросил Брид. — Аспирина на ночь съем, и вся недолга.
— Ладно, — кивнул Ри. — Ну чего? Какие планы? Перекусим и поедем?
— Ну а как же, — покивал Ит. — Кладбище до какого часа?
— То ли до пяти, то ли до шести. Сейчас соображу… Так, сегодня пятница. Так что до шести, точно, — Ри кивнул. — Ит, тащи еду. Поесть надо, там ни одного кафе поблизости нет.
— Да уж, какой дурак пойдёт в кафе рядом с кладбищем, — покивал Ит. — Хотя… около Миусов есть.
— Если я правильно понял, там вообще мало кто знает, что за забором. Тем более что Миусы в центре города, а это…
— Вообще да, — кивнул Ит. — Да и таблички нет. Может, и не знают. Мелкие, вам картошки сколько?
