– Я разберусь, как ты это проделываешь, – пообещал Орлма, вторично подымаясь с земли.
– Не трудись, – посоветовал ему Эйджер. – Я сам тебе скажу. Стань, где стоял.
Четт выполнил приказ. Эйджер встал перед ним на расстоянии удара.
– Может ли любой из вас промахнуться на таком расстоянии? – спросил он остальных четтов. Все покачали головами. – Теперь медленно начинай свою атаку, – велел он своему противнику. Орлма откинул руку назад, а Эйджер просто ткнул перед собой так, чтобы острие его гладиуса остановилось над сердцем четта.
– Чтобы ударить меня, противник должен сделать два шага со своей саблей. А мне надо сделать только один. Вот в этом-то и состоит преимущество колющего оружия над рубящим.
– Но когда ты побил Катана, то дрался саблей, – указал один из четтов.
– Это потому, что я умею драться пешим, а Катан – нет. Если у вас только сабля или тесак, всегда делайте свои движения как можно, менее длинными. Чтобы убить врага, совсем не обязательно отрубать ему голову. Перерезанная артерия справится с ним ничуть не хуже, и почти так же быстро. Что еще важнее, для победы в бою не обязательно убивать врагов; можно вывести их из строя, а прикончить потом. Обнажите сабли. – Эйджер проверил три клинка. – Как я и думал. Вы затачиваете их ровно.
– Это единственный способ сделать их достаточно острыми, – сказал Орлма.
Эйджер обнажил собственную саблю и предложил Орлме попробовать наощупь ее лезвие.
– Оно неровное.
Горбун извлек из мешка короткую ветку и положил ее на два камня.
– Переруби ее своей саблей, – предложил он Орлме.
Четт размахнулся как можно выше и со свистом опустил клинок. Тот врезался глубоко в ветку. Он потянул оружие на себя, высвобождая его, а затем поднял ветку, показывая остальным, насколько глубоко он врубился в нее.
– Будь это тело врага, сабля разрубила бы его до самых почек! – похвалился он.
– Ах как верно, – усмехнулся Эйджер. – Положи ее обратно.
Теперь Эйджер взмахнул собственной саблей. Клинок вонзился далеко не так глубоко, но и вышел из деревяшки без всякого труда, а оставленный им разрез получился широким и рваным. Эйджер поднял ветку.
– Будь это тело врага, такой удар уничтожил бы ему не только почки. Подобную рану нельзя исцелить, и моя сабля выходит с легкостью.
По кучке зрителей пробежал пораженный шепот.
– А теперь я хочу, чтобы вы пошли и сделали себе деревянную саблю и короткий меч. Сделайте их к завтрашнему дню, и мы начнем ваше обучение.
После вечерней трапезы Линан отошел от бивачного костра и своего круга друзей. Он обнаружил, что ему спокойней в одиночестве, и это открытие как-то приводило его в замешательство. Он вырос одиночкой, так как заботливая опека Камаля создавала лишь легкое и иногда угрожающе отдаленное присутствие, но во время бегства из Кендры в Океаны Травы Линан научился полагаться на постоянное товарищество и защиту со стороны Камаля и Эйджера, Дженрозы и Гудона. Он по-прежнему искренне переживал за них, но все больше ощущал потребность отделиться от спутников, сохранять некоторую дистанцию между своей прежней жизнью и нынешней.
Свет костра отражался от его жесткой, бледной кожи, и юноша провел пальцем по голубой жилке на одной из рук. Он нащупал пульс и, понимая, что это нелепо, все же испытал немалое облегчение. Линан знал, что никакой он не вампир, но все же инстинктивно понимал, что он более и не совсем человек. Он не переставал гадать, сколь много в его новообретенной уверенности – его изменившейся натуре – вызвано кровью Силоны. Ему хотелось быть существом, созданным им самим, основанным на его собственном опыте и приобретенных знаниях, но он не мог отделаться от мысли, что присущие Силоне целеустремленность и мрачная потребность в изоляции в какой-то мере передались и ему.
Он наблюдал за своими гревшимися у костра спутниками. Непринужденно улыбающийся Гудон наклонил голову поближе к голове Эйджера. Между этими воинами образовалась прочная дружба, и Линан увидел некоторое их сходство по духу – соединение внешнего цинизма и принятия существующего миропорядка. Рядом с Эйджером сидела Коригана, которая, чувствовал Линан, так же, как и он, разрывалась между двумя натурами. Возрастом не намного старше его, она уже хорошо знала обычаи монарха. В ней присутствовала некая яростная решимость, которая немного пугала его, но являлась чем-то таким, что он теперь узнавал и в себе самом.
