Александр, довольный благоприятными предсказаниями, отдал приказ спешно двинуться через долину Панджир к самому восточному из семи горных проходов.[134] В Дрангиане остались только небольшие гарнизоны для поддержания порядка. С Александром двинулось на север около двадцати тысяч пехоты и трех тысяч всадников. Длинный обоз запряженных верблюдами двухколесных повозок и вьючных животных с невыносимым скрипом, ревом и грохотом последовал за войском.
В день выступления солнце сияло на чистом небе. На горной вершине Солянг, близ прохода, в течение многих дней висела серая туча. Проводники говорили, что там в пещере живет колдунья старуха Оджуз. Пока туча дремлет на горе, старуха сердится – там свирепствуют горные метели и снегом завалены все дороги. Когда Оджуз улетит на туче, путники могут отправляться в путь. В день выступления туча поплыла на запад, и снег на вершинах гор ослепительно заблистал.
Александр ехал в широкой восточной одежде, в меховых штанах парачей,[135] войлочных сапогах и черном бобровом плаще. Под ним играл крепкий конь, привыкший к горным тропинкам.
Вскоре дорога стала труднопроходимой: всюду лежал глубокий снег.
Базилевс приказал выгнать вперед рабов, чтобы они протаптывали дорогу. Пленные, захваченные в более теплых местах, оборванные и полуголые, быстро слабели, утопая в снегу. Упавших македонцы отбрасывали в сторону от дороги, и они замерзали. Взамен уставших из тыла высылались новые партии пленных. По пути на труднодоступных склонах гор лепились селения диких жителей. Их хижины были сложены из камней, суживаясь кверху. Посредине купола было отверстие для света и выхода дыма.
Македонцы и особенно греки, не привыкшие к сильным холодам, уже на следующий день стали приходить в отчаяние. Они грабили жителей, снимая с них меховые одежды, резали их баранов и заворачивали ноги в свежесодранные шкуры. Они забирались в хижины, чтобы отогреться, и только копьями можно было поднять их для дальнейшего пути.
Войско шло семнадцать дней, пока не перевалило хребет и не спустилось к бактрийским селениям с северной стороны хребта. За это время были съедены все запасы, выпито все вино и масло и перебита для еды половина вьючных животных.
В бактрийских селениях было найдено продовольствие, много скота и запасы зерна, скрытого в обложенных кирпичами ямах. Приказ Бесса о сжигании всех запасов еще не дошел сюда. Македонская армия, как бескрылая саранча, двигалась, пожирая все запасы по пути, отбирая коней, убивая скот и каждого, кто вступал в спор. Жители убегали, спасаясь от чужестранцев.
У подошвы горы, обильной ручьями, Александр выбрал место, подходящее для постройки города.[136] Он оставил там семь тысяч рабов и тех воинов, которых считал неспособными перенести трудности похода. Все земли бежавших жителей были отданы в их владение. Осиротевшие жены и дети попали в рабство новых поселенцев. Предоставив небольшой отдых войску, Александр двинулся дальше, не встречая никакого сопротивления.
Александр приближался к Бактре. Несколько дней перед вступлением в столицу Бактрианы его армия отдыхала и отъедалась в окрестных селениях и по приказанию базилевса чистилась и приводила себя в порядок. Тяжелый переход через горы вывел многих из строя.
На холме перед въездом в городские ворота базилевс сделал остановку, пропуская мимо себя идущие в боевом порядке отряды. Обозы были оставлены в ближайших селениях. Только личный обоз царя и его походной канцелярии должен был проследовать в город в центральную цитадель, где раньше жил сатрап, правитель Бактрийской провинции.
Теплое весеннее утро, еще охваченные ночным морозом сухие дороги, бодрые песни сытых воинов и, наконец, величественный вид древнейшей персидской столицы, лежавшей покорно у ног завоевателя, – все это привело Александра в радостное настроение. Он сидел на своем старом, по-прежнему буйном вороном жеребце Буцефале, служившем исключительно для торжественных выездов. Жеребец, возбужденный множеством окружающих его коней, звонко ржал, бил передней ногой, грыз удила и натягивал широкий красный повод, сдерживаемый мускулистой рукой всадника.
