Базилевс, усмирив железом, кровью и огнем Согдиану, отдыхал в Мараканде, в бывшем дворце Бесса.
По вечерам, к ужину, собирались его ближайшие помощники, высшие начальники отрядов и знатнейшие персы.
Возле него расположилась на лежанке, покрытой ценным финикийским малиновым, расшитым золотыми звездочками покрывалом, молодая царица Азии Рокшанек – ее базилевс переименовал в Роксану. Она смотрела удивленными, расширенными глазами на базилевса, на его мускулистых, неуклюжих македонских товарищей, и на лице ее вспыхивал страх, когда громадный кубок Геракла обходил пирующих и каждый залпом осушал его.
Александр мало обращал внимания на нее. Она послужила ему забавой только несколько дней, а затем он занялся планами новых походов.
Когда Александр рассказывал о своих многочисленных подвигах, вошел воин и остановился, ожидая взгляда базилевса.
– Что случилось?
– Князь Датаферн просит принять его.
– Пусть войдет. Целый месяц его не было. Посмотрю, с чем он явился.
Толстый Датаферн показался в дверях. Мышиные глаза его бегали по сторонам. Он тяжело дышал.
Александр стремительно приподнялся с лежанки.
Датаферн повернулся и втолкнул в залу молодую худощавую женщину. Она остановилась, бессильно опустив руки. Голова ее была закутана белой шерстяной шалью, красные, расшитые узором концы шали ниспадали до пола. Малиновая одежда была разорвана и запылена. Глаза смотрели прямо, ничего не видя.
Александр ожидал забавного приключения, какие обычно ему устраивали персидские князья, и крикнул:
– Это что за куропатка? Подведи-ка ее поближе.
Датаферн взял за руку женщину и повел ее через залу по шелковым коврам к тому месту, где возлежал базилевс. Другой рукой князь тащил полосатую торбу, которую согды обычно подвязывают лошадям для корма.
– О величайший! – воскликнул Датаферн, упав возле Александра на колени и подымая двумя руками полосатую торбу. – Я принес тебе дыню, которую ты давно ждешь.
– Какая дыня? Покажи!
Датаферн опустил торбу на пол, вытянул из нее сперва персидский башлык, затем запустил в нее обе ладони и вынул человеческую голову. Он держал ее за волнистые волосы, повернув лицом к Александру.
В зале все затихло. Все поднялись со своих мест и приблизились, желая увидеть странное мертвое лицо.
Это была голова молодого согда или скифа – восточные очертания слегка скуластого лица. Веки были полузакрыты, и печать задумчивости навеки сковала последние движения молодого лица. Оно было по-своему прекрасно. Легкий темный пушок на верхней губе говорил о юных еще годах, и грустный изгиб рта создавал впечатление искренности и правдивости.
– Кто это? – глухо прозвучал голос базилевса.
– Спитамен! – торжествуя, воскликнул Датаферн.
– Мне эта голова нравится, – сказал Александр, – и мне жаль, что я не могу всегда возить ее с собой среди таких моих трофеев, как щит и лук Дария или перстень, снятый с руки Бесса… Лисипп!
– Лисипп, Лисипп, – зашептали голоса, – базилевс зовет тебя.
С лежанки поднялся пожилой грек, знаменитый ваятель, которому Александр поручал отливать из бронзы свои изображения для установки в храмах.
– Я здесь, базилевс, и слушаю тебя.
– Сумеешь ли ты вылить из бронзы такую же точно голову? Это был храбрейший из моих противников. Он не бегал от меня, как другие, а сам нападал.
– Я сделаю, базилевс, – ответил спокойно Лисипп, подойдя к голове и всматриваясь в застывшие черты. – Это прекрасный образ мужественного варвара. Но я должен сейчас же приступить к работе, пока разрушение, которое несет смерть, не изменило этого лица. – Он бережно завернул голову в башлык и вышел с ней из залы.[152]
– А ты кто? Как зовут тебя? – обратился Александр к молодой женщине, стоявшей неподвижно с застывшим печальным лицом.
– Меня зовут, – сказала она среди общей тишины, – Томирис, а тебя, если ты Двурогий, зовут Проклинаемый людьми…
Переводчик-сириец, услыхав эти слова, запнулся…
Базилевс взглянул на него:
– Что она сказала? Переведи!
Когда сириец шепотом перевел ее слова, базилевс, указывая на женщину рукой, отчеканил:
– Я хотел наградить ее, одеть в шелковые одежды, бросить ей талант золотых монет. Я всегда щедро награждаю своих врагов, если они мне покоряются. Но дерзких я жестоко наказываю. Только ради моей радостной свадьбы я не казню ее. Выгоните эту злую волчицу бичами, чтобы она скиталась по дорогам, как нищая!.. Царица Роксана, – обратился базилевс к Рокшанек, – отврати твой невинный взгляд от этого животного в образе женщины. Играйте, пойте песни!
