Начать решили ночью. «По холодку», как с усмешкой буркнул немолодой сотник из рода Змея – один из немногих, выживший в полку правой руки. Конечно, с наступлением сумерек внимание стражников на стенах возрастёт, да их и просто станет больше. Но не переть же с голыми руками на копья и стрелы! Ночью хотя бы шанс будет!
Вот уже и вечер. Коло пока ещё светит ярко, но скоро должно скатиться за виднокрай. Тогда и начнут. Четыре группы по пять человек по возможности незаметно рассредоточились около разных стен, причём Ярослав не мудрствуя лукаво взял на себя ворота. С ним – Руцкарь и ещё трое дружинников, двое из которых – Медведи. Хватит! Правда, у ворот – два десятка охраны, но разве сможет выдержать простой стражник натиска княжеского дружинника?!
-Эх! – скривил губы Ярослав. – Мне бы мою секиру! Ну, хотя бы простой меч!
-А мне бы и ножа хватило! – кровожадно вздохнул кто-то из дружинников-медведей. – Ещё как хватило бы!
Они разместились у самых ворот, негромко переговариваясь и с трудом сдерживаясь, чтобы не начать прямо сейчас. Темнело довольно быстро. Только что Коло озаряло светом весь лагерь, а вот уже они – в тени. Освещена только дальняя часть лагеря, ну да с ней – Бог с ней пока.
-Может, начнём, сотник? – горячим дыханием обдав ухо Ярослава, спросил дружинник-тур из его группы.
Ярослав и сам подумал, что – пора, но тут вмешалась Судьба. Заскрипели наспех навешенные ворота и внутрь, старательно равняя ряды начали заходить тяжело вооружённые воины. Ряд за рядом, десяток за десятком. Только у ворот их встало не меньше полусотни – ощетинившихся частоколом из копий, заслонившихся высокими щитами. Перегородили дорогу так, что даже и думать о сопротивлении было глупо и грешно. Тут же и на стенах возникли многочисленные воины – лучники и пращники, все с оружием наготове, все – злые, напряжённые. Словно только сигнала ждущие.
-Что это они? – удивился Руцкарь. – Никак ихний князь к нам заявился?
И впрямь – в ворота въехал богато одетый молодой человек на дорогом коне. Поскольку никто из гардаров августа Филиппа в лицо не видал, многие решили, что перед ними – именно он. Гул недоумённых голосов, взвившийся во дворе при появлении воинов утих, а многие даже вставать стали – кто мог встать. Однако всадник поспешил опровергнуть эту их идею.
-Я – стратиг Антоний! – сурово сказал он по-базиликански. Поняли немногие, остальные разобрали только, что имя названо другое. Послышались разочарованные выкрики, кто-то сел, иной вслух и громко высказал всё, что думает о всяких там южанах, не дающих даже спать, н то что поесть или там облегчиться нормально. Последнее быстро становилось проблемой – во внутреннем дворе уже тяжело было дышать из-за испарений, вдоль стен, а то и посредине двора громоздились кучи, натекли немалые лужи… Вон, сам стратиг уже сморщился, сполна вкусив прелести и ароматов двора. А что поделать, когда хочется?!
Из-за коня стратига появился ещё один базиликанец – в этом заметна была примесь гардарской крови. И на языке Рода он говорил вполне внятно…
-Мой господин и повелитель, великий август и правитель Империи Базилиска Филипп Победоносный добр и справедлив. Вы, вторгшиеся на его землю, бесчестно мучавшие его народ, не страшитесь смерти! Август Филипп Справедливый прощает вам ваши прегрешения… А сейчас вас разделят на центурии и по одной станут выводить за ворота. Не сопротивляйтесь и подчиняйтесь приказам стражников. Это – в ваших интересах! Любое сопротивление будет караться смертью… Начинайте, трибун!
Трибун, немолодой и уже седой ромей заметно сморщился от этого приказа, но подчинился ему. Его воины начали дробить общую массу на части и при их появлении даже отчаюга Ярослав не рискнул начать действовать. Готовый к неожиданностям враг опасен вдвойне, к тому же его люди без оружия и доспехов, а базиликанцы – полностью снаряжены для боя. Сейчас, именно сейчас, он не видел ни единого шанса…
Ярослав и его пятёрка попали в одну сотню, но из бойцов, достойных внимания, там почти никого не оказалось. Вообще базиликанцы, видимо опасаясь возможных мятежей за воротами, довольно равномерно разбавили здоровых ратников раненными, справедливо полагая, что родянин своего товарища не бросит, а отягощённый им, раненным, далеко не уйдёт. Если вообще рискнёт сопротивляться…
