— Оно самое. — Велем кивнул, поправляя варяжский шлем. — Вольга упрямый, как гора каменная, а отец его горд. Я и думал, что не смолчат они, не проглотят такую обиду. И отец знает. Ну, коли нам они повстречались, нам с ними и разбираться. Пойду, поговорю.
— И я с тобой!
— И я! — тихо, но твердо подхватила Дивляна.
— Ты-то… — начал Велем, но замолчал.
Девушке нечего делать в переговорах перед возможной битвой, но в лице сестры он увидел нечто необычное — отрешенность и вместе с тем уверенность, внутренний свет, словно поднимающий ее над всем земным. Что-то подобное он уже видел… когда она стояла на вышитом полотне перед жертвенником, с золотым ожерельем на груди, а племя словеничей воздавало ей почести, как своей богине. Сейчас не было ни вышитого полотна, ни золотого ожерелья — на ней была простая свита из толстой шерсти, крашенная мареновым корнем и обшитая тонкими полосками желто-золотистого шелка. Дивляна куталась в плащ от ветра, который трепал ее рыжие волосы, задувал тонкие прядки в глаза, и она отводила их рукой, чтобы не мешали смотреть, — девичью тканку девушка уже не носила, а женского убора ей еще не полагалось. И все же божественное сияние оставалось с ней, и ее сходство с Яромилой показалось Велему заметным, как никогда раньше.
Со стороны озера шли дождевые тучи, синевато-серая стена придвигалась все ближе. Порывы ветра несли запах влаги, тревожили, заставляли невольно думать об укрытии. Велем, Белотур, Дивляна и десяток воинов двинулись вдоль берега, туда, где высадились плесковичи и где сквозь кусты угадывалось движение.
Выйдя из-за развесистых ив, ладожане увидели плесковичей уже совсем близко, в паре десятков шагов. Здесь тоже были два воеводы со своими людьми. И, глянув туда, Дивляна невольно ахнула — в одном из воевод она узнала самого князя Судислава. Второй, рыжебородый, был знаменитый воевода Рощень, много раз одерживавший победы над варяжскими находниками.
— Князь Судила! — Велем узнал его в тот же миг. — Сам приехал. Вольги-то не видишь? — Он обернулся к сестре, но она, побледнев еще сильнее, покачала головой. Ей казалось, появись сейчас перед ней Вольга — сердце не выдержит и разорвется.
— Понятное дело! — заметил Гребень, тоже в шлеме, непривычно чужой и суровый. — Их же двое в роду, а князь Судила не дурак, чтобы обоих в одну битву вести. Оба полягут — Плесков изборским князьям достанется. Видно, Вольгу дома оставил.
Сблизившись шагов на десять, ладожане и плесковичи остановились, выжидательно разглядывая друг друга. Князь Судислав был далеко не молод. Его первая семья со взрослыми сыновьями и двумя маленькими внуками погибла лет двадцать пять назад во время варяжской войны, когда захваченный врагами Плесков сгорел вместе с последними защитниками. После этого он взял молодую жену, от которой и родились Вольга и Любозвана. Самому ему перевалило за шестьдесят. Это был высокий худощавый мужчина, сам из варягов по матери, что сказывалось в его продолговатом лице с высоким и широким лбом; впалые щеки, резко очерченные, обтянутые кожей скулы, густые косматые брови, пристальный взгляд глубоко посаженных глаз придавали ему суровый и непримиримый вид. Сын и дочь его оба уродились в свою красавицу мать и с отцом не имели никакого сходства. На грудь, затянутую кольчугой, спускалась длинная узкая борода; прежде светловолосый, теперь князь Судила совсем поседел.
Взгляд, которым он окинул Велема, Белотура и Дивляну, стоявшую между ними, сразу сказал им, что ради этой встречи он и явился сюда и ничуть не удивлен, обнаружив этих троих вместе.
— Здоров ли ты, Судислав Володиславич? — Велем, видя перед собой человека старше годами и более высокого рода, поклонился первым. Двое других поклонились тоже: Белотур — с достоинством, а Дивляна — с тайным чувство вины. — Не на лов ли ты собрался с дружиной? Что же за дичь думаешь бить?
— Здравствуй и ты, Велемысл Домагостич, — ответил князь Судила. — И добрые люди, что с тобой. Собрался на лов я, это ты верно сказал. Добыть думаю белу лебедушку, что сын мой подстрелил, да лихие люди отняли.
