В вагоне было ужасно душно и глаза щипало от дыма, просачивавшегося даже невзирая на закрытые окна. Повсюду валялись обрывки газет и было как-то неуютно. Народу было не много, но все диваны были заняты. Я смотрел в окно, но практически ничего видно не было. Повсюду дым, дым, только кое-где высвечивались всполохи огня – это по обочинам дороги горели лесопосадки и сухая трава. Повсюду стояли пожарные машины, бульдозеры и даже танки. Это военные нагнали солдатиков для тушения пожаров.
Я сидел с краю. У окна, тяжело дыша и поминутно вытирая пот носовым платком, сидела толстая тетка. Она приговаривала:
– От, че делаца, от, че делаца, а? Нет, ты глянь, че делаца-то, а?
Между нами сидела красивая девчонка лет семнадцати-восемнадцати. Она сидела, молча и старательно держа осанку, читала какую-то книжицу. От нее приятно пахло духами. Молодость брала свое и мне ужасно захотелось с ней заговорить. Я мучительно искал повод или тему для разговора. Наконец я выдавил из себя:
– Про шпионов?
– Что?
– Книжка про шпионов, говорю?
– Фи! Вот еще! Я такую ерунду не читаю! – Девица, манерно вскинув голову и не без интереса, глянула на меня.
– Тогда про что там пишут? – я занервничал, видя, что на ее лице появилось нечто вроде насмешки.
– Вам не все равно? – девица снова уткнулась в свое чтиво.
Вот зануда, подумал я, и из вредности уже продолжал приставать:
– Небось, про любовь-морковь читаешь?
– А мы уже на ты? – съязвила она.
– Думаю, пора уже. Ехать-то нам долго еще вместе.
Девица встала и пересела на соседний диван, где только что освободилось местечко. Какой-то мужик с корзиной побежал к выходу, освободив место, и девушка теперь соседствовала с парнем лет тридцати и теткой какого-то старорежимного, что ли, вида. Тетка была, видно, мать этого парня. Она постоянно говорила, обращаясь к нему:
– Вадим, скоро приедем. Но я прошу тебя. Умоляю, держи себя в руках.
Парень молчал и только часто вытирал очки о кончик галстука, стягивавшего его шею, невзирая на изнурительную жару.
– Вадим, помни – он твой отец. Будь с ним деликатен, – наставляла тетка.
Тут электричка на минуту остановилась. Началось хождение туда-сюда и еще через минуту все расселись. Мы снова поехали. На место девицы, то есть рядом со мной, плюхнулся невысокий коренастый мужичонка со стойким запахом свежака, выпитого, видно, только что на полустанке. В обеих руках он держал по мороженому. Одет он был весьма колоритно. Тут, я думаю, имеет смысл описать этого субъекта, ибо он сыграет роль в моей дальнейшей судьбе. На голое тело у него была надета зоновская куртка-спецовка. Она была расстегнута, и было видно, что тело мужика все расписано наколками. Можно было их читать и рассматривать всю дорогу, и газет не надо. На голове у него почему-то была нахлобучена цигейковая зимняя шапка. Поймав мой взгляд, он заулыбался, открыв рот и сияя целым рядом нержавеющих и рандолевых зубов.
– А у меня башка всегда мерзнет. Боря Бодунов.
– Что? – не понял я.
– Зовут меня так – Борис Бодунов. Слышал про Бориса Годунова? Ну вот, а я Борис Бодунов. Но ты зови меня Валька. Меня на зоне все Валькой звали.
– А почему так?
– А знаю и молчу и потихоньку… – мужичек заржал и протянул мне мороженое.
– На вот ешь и помни Вальку Бодунова, – мужик опять засмеялся.
Я глянул на его руки, не видавшие мыла и чистой воды, и отказался. Тогда этот самый Валька Бодунов стал приставать к девчонке, читающей книжку и угощать ее мороженым. К моему удивлению, она мороженое взяла и как-то ехидно глянула на меня.
