— Конечно, пойдем. — Карина старательно держала себя в руках. — Только сейчас найдем папин носок, шапку твою найдем, да, сынок? Шарфик тоже найдем — и сразу на улицу. Вы будете хоть когда-нибудь все на место класть? А? Вещи свои на место. Как? Будете?
Карина не могла объяснить, почему на нее, обычно ровную и спокойную, вдруг нашло такое раздражение. И не раздражение даже, а злость самая натуральная. Хоть прямо бери все тряпки, которые удалось-таки отыскать за это время по квартире, и метай в стены. Конечно, это злость на гадких обормотов — большого и маленького, которые никак не могут привыкнуть убирать свои вещи за собой, а не по всему дому раскидывать. Ходи, собирай их барахло, ищи носкам пару. А в это время здоровый будет на диване лежать, а маленький под ногами крутиться.
В данный момент «здоровый» находился на работе, деньги зарабатывал, «маленький» же, обычно такой хороший, действительно крутился под ногами и этим ужасно злил Карину.
Носок нашелся — он оказался в горшке с цветком. Внутри носка лежал шарик для пинг-понга и кусок булки.
— Твоя работа? — Карина подняла носок над головой сына.
Малыш отвернулся и ничего не сказал.
— Знаю я вас. — Карина направилась к стиральной машине. Злость постепенно проходила. И было уже стыдно. Карина думала, что она плохо обращалась сейчас с ребенком и орала на него без всякого повода.
«Сделаю из него истерика, — мелькнула у Карины мысль, — заполошного какого-нибудь, если буду так с ним себя вести. Подумаешь, шапку потеряли! Найдется шапка, и миллион других шапок, вместе с носками и шарфиками. А мальчик у меня один».
С этой мыслью Карина уселась на пол, взяла сына на руки и принялась петь песенку, притопывая в такт ногами. Сын засмеялся — на маминых тапочках были пришиты головы когда-то растерзанных или умерших от старости мягких игрушек — на левом головка собачки, а на правом — тигренка. И сейчас они словно подтанцовывали под мамину песенку. Маленький мальчик протягивал руки к подпрыгивающим игрушкам, взвизгивал, тоже подпевал, потому что хорошо знал эту песню.
«Кто это ещё меня тут задрал? — Карина удивлялась себе, той, которая почти что фурией моталась по квартире несколько минут назад. — И чего это я разошлась? Все хорошо, все живы-здоровы, чего бузить?»
Но ведь пока она тут сидит дома, могло что-нибудь случиться. С кем? С кем угодно.
Карина поднялась с пола и взяла в руки телефон, набрала знакомый номер.
С мужем было все в порядке, скоро он уже собирался на обед. Может, сестра?
Карина посмотрела на себя в зеркало, попыталась пропеть ещё один куплет милой песенки, которую так любил её сынишка. Но петь не удавалось. Лицо в зеркальном отражении перекашивалось от злости и чуть не плакало.
«Нет, я все-таки найду эту дурацкую шапку. — Против своей воли упрямо думала Карина. — И шарф найду. Куда они его закинули. Только проблемы мне создают. Совсем я утопаю в этом домашнем болоте».
С этой мыслью Карина набрала номер Марининого мобильного телефона.
Марина расправилась, наконец, с бутылкой. Она так высоко подпрыгнула и так тяжело приземлилась на неё двумя ногами, что бутылка не выдержала и лопнула. С шипением брызнула вода, и Марина с облегчением вздохнула.
Тут раздался телефонный звонок. Марина вытрясла все из сумки, пока телефонная трубка не попала к ней в руки.
— Марин, у тебя все хорошо? — донесся до Марины голос сестры.
Карина и Марина были близнецами. Похожими друг на друга до невозможного.
— Карин, скажи, я монстриха? — услышала Карина в ответ.
— Какая ещё монстриха? — У Карины чуть трубка из рук не выпала.
— Мерзкая, злая монстриха. Да?
— Марина, ты где? Ты на работе? В ресторане ты, да? Говори! — Карина волновалась и понимала, что не напрасно. — Может, ко мне приедешь? Приезжай, мы тут песенки поем.
— Нет, сначала скажи, я… — Марина не унималась.
— Ничего подобного! Никакая не монстриха! Ты хорошая. Приезжай, Марина! Я жду.
Когда Марина оказалась у сестры дома, вдруг отчего-то разразилась слезами.
— Хорошо тут у вас. — Только и сказала, когда успокоилась.
Карина видела, что сестре плохо. Ей самой хотелось плакать из-за этого.
